Андрей Васильев: Тень света

Родька, которого я прихватил с собой, тихонько охнул и приложил лапы к ушам, так на него подействовали слова оперативника. Кстати, он эту троицу совершенно не стеснялся и шастал по дому в их присутствии абсолютно без смущения. Да и то – было бы кого? У них теперь в отделе его соплеменник обитал, и Родька про это был в курсе.

Так вот – мой слуга охнул, на чердаке в тот же миг что-то грохнуло, и больше Антип о своем существовании за все время, что мы гостили в Лозовке, нам не напоминал совершенно.

Это впечатлило меня настолько, что я даже не сразу нашелся что сказать. Я! Профессиональный банковский служащий, который языком метет как дворник метелкой. Да и на этой, темной стороне бытия, я тоже кое-что уже повидал, вроде как удивляться уже не по рангу. Звучит тщеславно, но тем не менее.

И все равно – силен оперативник. Ох, силен!

– А что за «запирание порога» такое? – опередила меня Женька. Просто я тот же самый вопрос хотел задать.

– Самое жуткое для домовых заклятие, – охотно ответил Пал Палыч, усаживаясь обратно на лавку. – Изгнание из дома. Причем не из какого-то конкретного, а из всех вообще. Оптом. И из изб, и из иглу, и из вигвамов. Он после этого ни в одно жилье войти не сможет. Порога не увидит. А если нет порога, то нет и двери. Для него любой дом будет как сплошная стена, через которую не пройдешь. И все, что останется – до бесконечности скитаться по дорогам или к кому-то из нечистых в услужение идти, а после тянуть эту лямку до второго пришествия. Домовой вне дома даже умереть не сможет. Вся его жизнь – четыре стены и крыша, это альфа и омега. И умирает он или на службе этому дому, или вместе с ним, когда тот люди бросают насовсем. А если у него крова нет, то и смерти ему нет. Разве только колдун какой прибьет ради смеха. Ну, или его требухи, отдельные части домовых наверняка в какой-нибудь черной волшбе да используются. Я как-то читал книгу одного такого колдуна – исплевался весь. Такая мерзость, даже по их меркам…

– А если самоубийство? – любознательно поинтересовалась Евгения. – Ну там в петлю, или еще чего?

– Они не люди, – покачал головой оперативник. – И такой глупостью, в отличии от нас, не занимаются. Им даже в голову не придет никогда подобное.

В общем, Пал Палыч сумел меня впечатлить.

Вот только даже он, при всей своей опытности, против дяди Ермолая слабоват оказался. В тот же вечер, когда ведьмы устроили нам воздушное шоу, мы все, как и собирались изначально, отправились на реку, посмотреть на русалочьи игрища. Я вполне легально, поскольку был приглашен, а вот трое сотрудников отдела – незваными гостями. Правда, на берег они и не собирались вылезать, хотели на все это глянуть издалека, из кустов, которых близ берега было предостаточно. Я их не винил – правда ведь интересно. Тем более что русалок даже матерый Пал Палыч за свою жизнь видел только дважды, причем, похоже, оба раза при не слишком приятных обстоятельствах. Каких именно, он не рассказывал, но по усмешке было ясно – те еще истории были.

Вот только до речки, которая текла чуть ли не за моим домом, ни один из сотрудников отдела не дошел. Они в буквальном смысле заплутали в трех деревьях. Между околицей и рекой стояла березовая рощица, жиденькая до невозможности, она насквозь просматривалась. Только вот рощица эта смыкалась с лесом, то есть находилась в юрисдикции дяди Ермолая. Проще говоря – это были его владения, в пределах которых он мог творить что угодно.

И сотворил. Я даже не понял, когда троица сыскарей пропала из вида, да и они не разобрались потом, в какой момент микроскопутная березовая роща стала густым буреломным лесом.

В результате на берег реки я пришел один, а Нифонтов сотоварищи чуть ли не до рассвета по ельникам круги нарезали. Лесной хозяин дал им возможность выйти к деревне только тогда, когда я вернулся домой. Уже на рассвете.

Не захотел он, чтобы посторонние видели то, что для их глаз не предназначено. А я, получается, для них уже свой, и это здорово.

Или, наоборот, все довольно невесело? И права Женька была, когда сказала, что отныне не совсем я уже и человек? Может, и правда я стал неким промежуточным звеном в эволюционной цепи всего сущего? И теперь меня можно выставлять в «дарвиновском» музее и вешать рядом табличку с надписью «Ведьмак-недоучка обыкновенный».

Хотя лично я в себе никаких таких изменений не обнаруживаю. Зрачки вертикальными не стали, когти не растут, шерсть тоже, ем, пью и сплю как раньше. Все то же, что и было.