Кроме того, они сообщили, что после того, как Эйкли нашел черный камень, около его усадьбы все чаще стали наблюдаться странные явления и раздаваться странные звуки. Люди стали обходить стороной это место: в последнее время туда наведывались лишь почтальон да те, кого не так-то просто взять на испуг. Как Черная, так и Круглая гора слыли пристанищем духов, а потому мне не удалось найти ни одного человека, углублявшегося в те места. Опрошенные мною рассказали о нескольких вполне реальных случаях исчезновения здешних жителей, к числу которых присоединился теперь и бродяга Уолтер Браун, фигурировавший в письмах Эйкли. А один фермер утверждал, что во время наводнения он лично видел тела тех самых диковинных существ в разлившейся Уэст-Ривер, но он говорил так путано, что я не могу считать его надежным свидетелем.
Я покидал Братлборо с твердым намерением никогда больше не возвращаться в Вермонт и был совершенно уверен, что не переменю своего решения. В тех диких горных краях должна находиться база какой-то космической цивилизации – и остатки моих сомнений почти исчезли, когда я прочел сообщение о том, что в космическом пространстве за Нептуном замечена еще одна, девятая планета Солнечной системы [22], об открытии которой меня предупреждали загадочные существа. Наши астрономы, мало о том подозревая, назвали ее чудовищно точно – «Плутон», что означает «подземное царство» или, если угодно, «ад». Разумеется, я-то знаю, что они открыли не что иное, как погруженный во мрак Юггот, – и всякий раз содрогаюсь, пытаясь докопаться до истины и понять , почему его ужасные обитатели пожелали заявить о существовании своего мира именно в это время. Я тщетно убеждаю себя в том, что это дьявольское отродье не начало постепенно переходить к новому плану действий, пагубному для Земли и ее исконных обитателей.
Однако мне все же следует досказать, чем закончилась та ужасная ночь в усадьбе Эйкли. Итак, я все же забылся тревожным сном – сном, полным бессвязных видений, среди которых мелькали картины каких-то чудовищных ландшафтов. Отчего я проснулся – до сих пор не пойму, но точно знаю, что, когда начались самые жуткие события той ночи, я уже бодрствовал. Первым моим смутным ощущением были чьи-то крадущиеся шаги в коридоре, скрип половиц у двери, приглушенное щелканье замка: кто-то неуклюже возился с запором. Затем шорохи у двери стихли; а дальше я уже не смутно, а совершенно отчетливо услыхал голоса, доносившиеся снизу, из кабинета. Похоже, говоривших было несколько, и они, как я понял, спорили между собой.
К тому моменту я пробудился уже окончательно, что и немудрено – от таких голосов у кого угодно сон мог пропасть навсегда. Интонации удивляли своим разнообразием, но всякий, слышавший ту проклятую пластинку, не колеблясь сказал бы, кому принадлежали по крайней мере два из этих голосов. Страшно подумать, но факт оставался фактом: я находился под одной крышей с безвестными существами из космической бездны, потому что эти самые два голоса были не чем иным, как дьявольским жужжанием пришельцев, которое они издавали при общении с людьми. Звучали голоса совершенно по-разному – и высота, и темп речи были у каждого свои, – но оба принадлежали проклятым созданиям из космической бездны.
Третий голос, безусловно, подавало устройство для механического воспроизведения речи, соединенное с одним из цилиндров, где хранились извлеченные мозги. В этом у меня также не было сомнений: разве можно было забыть тот вчерашний голос – громкий, металлический, неживой, с его скрежетом и гулом без единого перепада и оттенка, его нечеловеческой размеренностью и чеканностью. В тот момент я как-то не задумался, скрежетал ли это тот же самый разум, что говорил со мною накануне, однако немного погодя сообразил, что мозг любого человека будет говорить одинаковым голосом, если его подсоединить к этому дьявольскому воспроизводящему устройству, – отличаться могут лишь произношение, язык, ритм и темп речи. Это кошмарное многоголосие дополняли и два настоящих человеческих голоса: у одного из говоривших – явно деревенского жителя – речь отличалась невероятной корявостью; другой разговаривал на мягком бостонском диалекте, по которому я сразу же распознал своего бывшего проводника Нойза.
Напряженно вслушиваясь в звуки голосов, приглушенные солидным междуэтажным перекрытием, я уловил сопровождавшие их шорохи, царапанье и шарканье. Создавалось впечатление, что кабинет буквально кишел живыми существами, причем те, чьи голоса я слышал, составляли лишь малую их часть. Охарактеризовать эти шумы очень трудно за отсутствием подходящего сравнения. Существа передвигались по комнате в разных направлениях, а звук их шагов напоминал странное цоканье, как при столкновении твердых поверхностей – роговых или эбонитовых. Если же подыскать сравнение более конкретное, но менее точное, то казалось, будто по дощатому полированному полу расхаживают, шаркая и топая, люди в разбитых деревянных башмаках. Что за существа нарушили тишину дома и как они выглядели, я не смел и гадать.
Читать дальше