Джули Си Дао: Лес тысячи фонариков

– Иди приготовь еду и не задерживайся, – сердито приказала Гума. – У нас всего два дня, чтобы закончить работу, а ты потеряла уйму времени, глазея на новую наложницу.

Сифэн промолчала в ответ на несправедливое замечание. Ведь это Гума заставила ее стоять в ожидании процессии холодным весенним утром: тетке хотелось сравнить свою племянницу с новым приобретением для императорского гарема.

– Она красивая? – робко спросила Нин.

– Само собой, – отрезала Гума, хотя ей удалось разглядеть не больше, чем кому бы то ни было в толпе. – Неужто ты думаешь, что Император может выбрать уродину вроде тебя, чтобы она рожала ему детей?

Сифэн отвернулась, пытаясь скрыть улыбку, и направилась с корзиной по коридору. Гума права. Вэй никогда не взглянет на такую простушку с лицом круглым как луна. У него ведь есть она .

– Но ведь Нин не выбирала свою внешность , – подумала девушка, вновь испытав прилив жалости. – Так же как и я не выбирала свою . Сифэн поставила на огонь горшок с водой, разглядывая в нем свое отражение.

Каждый день, вот уже восемнадцать лет она, умываясь, видела на поверхности воды это лицо. Ей никогда не требовалось ничего говорить. От нее вообще ничего не требовалось. Стоило ей с этим лицом просто выйти из дому, как девушке уже подмигивал хозяин таверны, мясник отрезал для нее лучший кусок мяса, а торговец на площади выбирал для нее одну-две хорошенькие бусины. Однажды ей даже подарили гранат. Вэй пришел в ярость, когда она об этом рассказала, и хотел заставить ее выбросить гранат, но Сифэн уже отнесла его домой Гуме.

– Я ничего ни у кого не прошу, – протестовала она, сравнивая свою полученную от природы внешность с его природным талантом в обработке металла. Городские ремесленники часто нанимали его, так как он умел изготовить красивейший меч из любого уродливого куска бронзы. Как бы то ни было, Вэй сердился и с угрюмым видом отказывался принимать ее объяснения.

Возможно, у новой наложницы Императора было такое же хорошенькое личико, как и у Сифэн. Наверное, даже красивей, ведь благодаря ему она получила для себя место в Императорском Дворце.

Вода закипела, и Сифэн, с досадой отвернувшись от своего отражения, стала готовить заправку для супа из креветок. Она шинковала остатки имбиря и зеленого лука, надеясь про себя, что заказчица останется довольна изделием из розового шелка и сразу же заплатит за работу. До этого момента они не смогут позволить себе купить еще овощей, а необходимость питаться пустым рисом – как это часто с ними случалось в прошлом – всегда заставляла Гуму злиться.

Сифэн понесла приготовленную еду в гостиную. Трапеза прошла мирно, лишь однажды прерванная ворчанием Гумы по поводу неправильно сваренных креветок, после чего они снова принялись за работу и закончили ее после захода солнца.

За работой Сифэн декламировала стихи, Гума требовала, чтобы девушка делала это как можно чаще. Тетка с детства вбивала в голову племяннице, что знания поэзии, каллиграфии и музыки отличают женщин благородного происхождения, поэтому Сифэн пришлось провести много бессонных ночей за учением. Она бы, может, и сопротивлялась этому, если бы не понимала, что Гума желает для нее лучшей доли и рассчитывает , что девушке удастся выбиться в свет.

Рука Гумы, вышивавшая лепесток цветка сливы, замерла, ее ноздри затрепетали.

– Откуда ты это взяла? – требовательно спросила она.

– В одной из ваших книг, – Сифэн жестом показала на пыльную горку сочинений в углу – то немногое, что сохранилось от школьных дней ее матери и тетки. Она часто задумывалась о том, насколько состоятельны были родители ее матери, если могли позволить себе покупать такие дорогие вещи даже для детей.

– Покажи-ка это мне.

Тон, каким тетка это произнесла, заставил Сифэн немедленно отложить в сторону иголку. Она нашла нужный том, который был тоньше и новее остальных, и принесла его женщине. Гума внимательно рассматривала книгу. Поджав губы, она провела пальцами по простому корешку и повернула том, чтобы посмотреть на название: «Песни любви и верности».

Она поспешно, как будто книга жгла ей пальцы, сунула ее обратно в руки Сифэн.

– Нин, не пора ли тебе идти спать?