– Не брала. У нас в семье так принято – оставаться при девичьей фамилии.
Перекинув пальто через спинку стула и избавившись от шарфа-удавки, я покосилась на Воронцова, вяло елозившего ручкой по бумаге.
Заполнив в заявлении графы, отведенные для супруга, Леша на миг замешкался перед финальным шагом – автографом ЗАГСу на память. Но после ненавязчивого пинка под столом встрепенулся и, зло зыркнув в мою сторону, едва не дырявя ни в чем не повинную бумажку, наконец расписался.
– Теперь вы, Анна Игоревна, – просмотрев наши документы, проговорила женщина.
Анна Игоревна с готовностью забрала драгоценное заявление у нелюбимого мужа и, обливаясь по́том, стала быстро вписывать свои данные. Облизнула пересохшие губы, силясь сдержать улыбку. От осознания, что уже совсем скоро этот этап моей жизни закончится, меня охватило сильное, но такое приятное волнение и какое-то радостное возбуждение. Наверное, потому зажатая меж пальцами ручка дрожала, и буквы ложились на бумагу коряво.
С каждой секундой, поднимаясь изнутри жаркими волнами, чувства эти усиливались, кружили голову.
– Как же здесь душно!
Дернула за ворот свитера и резко вдохнула воздух, казавшийся мне раскаленным.
– Может, водички? – участливо предложила Екатерина Никифоровна.
– Да, спасибо.
И пока в стакан из пластиковой бутылки, пузырясь, текла вода, я продолжала дрожащей рукой выводить в заявлении не то буквы, не то иероглифы, но больше смахивало на детские закорючки.
Чувство было такое, что, закутавшись в шубу, сижу в бане. Вторые сутки.
Оставалось расписаться и все, через месяц стану обладательницей заветной корочки.
– Вот, возьмите. – Женщина протянула мне стакан и с беспокойством спросила: – Анна Игоревна, что же вы так разволновались, что вся красная стали? Уверены, что хотите его подписывать?
– Ань, может, передумаешь? – взмолился Леша.
Расправил плечи, вскинул голову – сразу видно, приободрился и ждет, что вот сейчас капитулирую.
– Я…
Сделала жадный глоток, чувствуя, как от духоты в венах закипает кровь. Текст заявления, как назло, расплывался перед глазами, и я никак не могла разобрать, на которой из строк должна расписаться.
Вот гадство-то.
Уже почти мазнула кончиком ручки по бумаге, почти вывела на ней свои инициалы. Почти… И вдруг мир перед глазами кувыркнулся, или что-то у меня в сознании сделало резкий кульбит.
– Аня… Аня-а-а… – звал, будто издалека, и тряс меня за плечо Леша. Секунду или две, а потом я перестала чувствовать его прикосновения, слышать благоверного.
Развестись с которым так и не успела.
Зажмурилась, кажется, лишь на мгновение, в надежде, что вот сейчас эта карусель в голове остановит свой бег. А открыв глаза, вместо небольшого кабинета оказалась в большой комнате со стрельчатыми сводами.
Гобелены, камины, добротная резная мебель. Узоры витражей в окнах и… Скользнула взглядом чуть в сторону и выдохнула, радостно, взволнованно:
– Это ты! – не веря, что все происходит на самом деле.
Что вижу перед собой его, Ледяного.
Моего любимого дракона.
С самого утра настроение у его светлости было преотвратное, и даже выпитое за завтраком ользанское не сумело развеять мрак, что властвовал в душе тальдена. Игрэйт срывался на страже, был груб с придворными дамами, а слуги в дни, подобные этому, когда князь мучился похмельем и мог за малейшую провинность сослать в подземелье, старались не показываться ему на глаза.
– Вина! Я же сказал, еще вина! – яростно прогремел Хентебесир.
Крик разлетелся по залу, эхом отражаясь от стен, просачиваясь в щели старого замка и постепенно стихая в полумраке пустых галерей.
Тальден шумно выдохнул, тяжело откинулся на спинку кресла, которое находил страшно неудобным. Невзрачным и жестким. Не чета тому, что красовалось в тронном зале Ледяного Лога.
– Лентяи, тупицы, олухи, – глухо цедил слова вместе с вином, что еще плескалось на дне чеканного кубка.
От всего выпитого у Игрэйта шла кругом голова. А может, она кружилась и болела от мыслей, что не отпускали его ни на мгновение. Он снова проиграл. Так и не завладел ни Сумеречным престолом, ни строптивой девчонкой…
Яростно зарычав, тальден швырнул кубок о стену, сжал голову руками и зажмурился, сам того не желая, снова погружаясь в воспоминания. От них не спасало даже ользанское. Наяву и во снах князь Темнодолья снова и снова переживал свой крах. Уже месяц не находил покоя. С тех пор, как пропала Леуэлла, а девка Сольвер благополучно приняла силу кузена. Вполне возможно, она уже носит его ребенка. Подарит Скальде Герхильду первенца, и в Адальфиве на одного про́клятого и прокля́того дракона станет больше.
Читать дальше