Татьяна Беспалова - Жестокие забавы

– Я вас приехала повидать, – не растерялась Катерина.

– Ну и как я тебе? – Наина Генриховна тряхнула головкой. – Ты доживи до моих лет, посмотрим, как будешь выглядеть.

– До того времени ты сдохнешь, Наина и ничего не сможешь увидеть, – еле ворочая языком изрек Василий.

– Ну вот! Опять нажрался, козёл, – гордо ответствовала почтенная дама.

С этих двух фраз началась обычная перебранка, из тех, которые не редко происходят между очень давно живущими совместно супругами, которые за долгую жизнь осточертели друг другу до чрезвычайности.

– Бывает, бывает, – бормотал между тем Апофеозов себе под нос. – Как же часто бывает, что за живописным фасадом довольства и благополучия этих счастливых и «полноценных» семейств, скрываются отчуждение, глубоко укоренившаяся взаимная неприязнь и даже ненависть. Чужого человека невозможно возненавидеть так люто, как близкого, как супруга, с которым бок о бок прожит не один десяток лет. Крутенько заваривается бульонец обид, скуки, бытовой неустроенности, нескончаемый поток взаимных упрёков и претензий, физическая невозможность разъехаться, хотя бы на время исчезнуть из поля зрения друг друга. На этой благодатной почве в изобилии распускаются зловонные цветы ненависти.

Катерина прислушивалась к его словам, испытывая странную тревогу и смущение от звуков его голоса. От выпитого вина эта дурнота? Или просто усталость?

«Ах, мама, мама! Ну зачем ты вытащила меня на эти дурацкие посиделки?» – так думала Катя, зябко кутаясь в клетчатый плед, заботливо накинутый ей на плечи всё тем же Апофеозовым.

Тем временем, супруги Убываловы так увлеклись друг другом, что не заметили, как остальные гости удалились из беседки. Разбредясь кто куда. Только Катерина и дед Серкевич, всё ещё сидевшие за столом.

Дед Серкевич, как говорится, ловил момент. Катерина же, пристроившись в углу беседки и грея в руках бокал с вином, присматривалась к супругам. Из радиоприемника доносилась заунывно-пафосная песня о супружеской любви.

– С этой женщиною мы словно Богом венчаннныыы… – подпевали Балдошка и Буланчик. Изрядно подвыпившие, веселые, он притопывали в такт заунывной мелодии и палые листья шелестели под подошвами их ботинок.

Наконец Наина Генриховна, в крайнем раздражении схватила со стола эмалированную миску, в которую общество складывало кости от мяса и, исказившись лицом, ударила донышком посудины по лысой голове супруга. От удара куриные кости, наполнявшие миску, сначала подскочили высоко вверх и затем осыпались на голову, плечи и живот Василия Александровича. Донышко миски при этом прогнулось внутрь. Василий кулем завалился вбок. Катерина и дед Серкевич в немом изумлении взирали на недвижимое тело Василия, усыпанное обглоданными куриными и бараньими костями. Из радиоприёмника надсадно-пафосно доносилось:

– Её величество – женщина, моя жена!

Наина Генриховна, гордо тряхнув головкой поспешно удалилась. Балдошка и Буланчик, весело хохоча поспешили следом.

– Странные же у них фамилии, – растерянно пробормотала Катерина, с неохотой покидая нагретое местечко. – Давай, дедушка, его реанимировать

Она склонилась над Василием Убываловым, озабоченно всматриваясь ему в лицо:

– По-моему он просто мертвецки пьян.

– Да уж, наверное! – изрек дед Серкевич. – Вряд ли эта стервища смогла бы его миской убить.

– Когда-нибудь точно убьёт, – Катерина перевернула Василия на спину. – Она постоянно его дубасит по башке кухонным инвентарем. Он уже и в «Склифе» лечился, и в институте Сербского.

– Зверь – баба, – согласился дед Серкевич.

Катерина и дед Серкевич уже примерились взять Василия под мышки, чтобы отволочить его ближе к дому. Но тут из осеннего мрака беззвучно возникла приземистая и широкая фигура Апофеозова.

– Не трогайте вы его. Идите себе спать спокойно. А я позабочусь об этой куче хлама. Определю её в нужное место, – звук голоса Апофеозова был не то чтобы тих и шепеляв, о как-то даже шуршащее змеист.

Он заползал в уши слушателей и как незримая, но совершенно материальная субстанция, заполнял собою мозг. И Катерина, и дед Серкевич одновременно ощутили какую-то странную апатию и даже сонливость. Оба послушно побрели каждый в свою сторону. Катерина – в комнату, отведённую хозяйкой Ангелине Адамовне и ей. Дед Серкевич – на свой дачный участок к бабе Тане под бочок.

Тем временем на улице стемнело. «Розовый поселок» затопил непроглядный мрак. Даже уличные фонари, дававшие и без того скудное освещение, почему-то почти погасли. Между тем волосистый хвост Апофеозова обвил собою тощий торс Василия Убывалова. Апофеозов повернулся к супругу Наины Генриховны спиной и направился куда-то в темноту. Недвижимое тело Василия пришло в движение и поволоклось следом за Апофеозовым прочь со двора Лилии Гиацинтовны, в темноту.