Но и Айспин по прошествии нескольких дней смотрел на Эхо другими глазами. Он довольно быстро понял, что царапка, в отличие от других домашних животных, производит впечатление значительно более тонкого существа. Собака выполняет все команды и охраняет дом, птица радует своим пением, царапка же, кажется, ничем не занят, разве что может осчастливить своим присутствием и вынудить себя обслуживать. С верной и сильной собакой можно чувствовать себя одновременно сильным и уверенным, с царапкой же нужно радоваться тому, что тебя терпят. Собака поклоняется своему хозяину, обожает его, позволяет брать себя на поводок и дрессировать, чтобы потом показывать идиотские трюки. Собака позволяет себя даже поколотить, хотя могла бы разорвать на куски. Собаку одним пинком можно загнать в угол, но она вскоре забудет об этом и в знак благодарности принесет хозяину тапочки. Царапка же целый день будет вести себя надменно лишь только из-за того, что ему случайно наступили на хвост. Царапки не боятся, но его уважают. Собаку можно бояться, но к ней никогда не испытывают уважения. Если бы Айспин бросил Эхо палку, тот посмотрел бы на него сверху вниз, как будто тот потерял рассудок, а потом гордо бы удалился, качая головой.
С тех пор как Айспин начал наблюдать за Эхо, его особенно приводила в восторг его неестественная подвижность. Он не сомневался, что Эхо смог бы пройти по лезвию бритвы, не порезавшись. Или прогуляться по дождевому облаку и не увязнуть в нем. Что он мог бы ловко преодолеть глубокую лужу, не намочив лапы. Он сумел бы наступить на раскаленную плиту и при этом не обжечься. Казалось, что законы силы земного притяжения лишь частично действовали в отношении Эхо. Если собака хотела взобраться на крышу, то это желание было заведомо обречено на провал. Если же это задумывал Эхо, то ему без труда удавалось скользить вверх по водосточной трубе, как будто на его лапах были вакуумные присоски. Если царапка падал с крыши, то он неизменно приземлялся на все четыре лапы. Если же это случалось с собакой, то она погибала.
Эхо действовал на Айспина успокаивающе уже одним своим ненавязчивым и незаметным присутствием, создавая вокруг аристократическую атмосферу. Он, со своим внутренним и внешним балансом, с хорошо продуманными плавными движениями, вечной потребностью подремать и инстинктивным отрицанием суеты, был воплощением невозмутимости и спокойствия. Особенно Айспина восхищало то, как Эхо укладывался спать. Это было не простое укладывание – это был настоящий ритуал сна, выраженный в танце. Когда наступало время идти спать, царапка небрежной походкой льва, идущего на водопой, направлялся к своей корзинке, мурлыча, забирался в нее и величаво ходил в ней по кругу, притаптывая подушку. Затем, нагло зевая, он вытягивал передние лапы и растягивал все свое тело, чтобы потом словно раствориться в корзинке, одним-единственным мягким движением с вызывающей медлительностью опуститься на ее дно. Потом он тщательно укладывал полукругом свой хвост, основательно вылизывал подушечки лап и еще раз позволял себе зевнуть. Его голова опускалась, глаза превращались в щелки, и тогда Айспин, глядя на равномерно поднимающуюся спину Эхо, понимал, что тот благополучно прибыл в рай царапок – страну грез.
В отличие от Эхо, мастер ужасок практически никогда не спал. Лишь время от времени он присаживался на стул, чтобы на час впасть в беспокойную дремоту, полную мучительных кошмаров, в которых он или бежал по бесконечным коридорам, преследуемый горящими ужасками, или переваривался осьминогом. Потом он просыпался и вновь продолжал свой беспрестанный труд.
В последнее время Айспин общался только с кожемышами, но он понял, какой отпечаток оставило на нем их поведение. Теперь он бодрствовал больше ночью, чем днем, стал очень раздражительным и непостоянным, он слышал, как растет трава, и вздрагивал при каждом звуке. Он укутывался в свою мантию, как вампиры в свои крылья, и так же, как они, постоянно искал темноту.
«Если я не буду за собой следить, – подумал Айспин, – то вскоре так же буду висеть на чердаке вниз головой и издавать глухие звуки. Я в самом деле должен поучиться спокойствию у Эхо».
Да, он начал с большим уважением относиться к Эхо. Это была хорошая идея – выбрать царапку для завершения его экспериментов. Его жир может содержать недостающее связующее средство, которое позволит смешать между собой все остальные вещества. Особенно Айспина радовал тот факт, что Эхо, вопреки его природной лености и независимости, оказался очень работоспособным и поддающимся дрессировке, но сам об этом даже не подозревал. Это было истязанием животных, исполняемым с блистательным мастерством.
Читать дальше