Александр Гребёнкин: Ворон

Глафира сегодня была яркой и медоточивой. Муж уехал на скачки в другой город, и она радостно принимала Одинцова, приказав немой горничной Устинье поставить самовар.

Стаскивая с себя тонкие парижские одежды, Глафира мило лепетала, и, наконец, голова Одинцова утонула в океане ее обширной и упругой плоти…

…Глядя на пребывающую в полудреме Глафиру, Одинцов не мог отвязаться от мысли об оставленном в клетке одиноком птенце, поэтому осторожно выкарабкался из теплой постели и стал одеваться. В полураскрытое окно веял свежий вечерний ветерок, пахло медом акаций и углем (неподалеку был железнодорожный вокзал). Распрощавшись с удивленной Глафирой, отказавшись от чая, Одинцов поспешил домой.

Он не стал дожидаться редкого гостя – трамвая, взял извозчика. Но опоздал – записка в ящике извещала, что Якушев приходил, и что он придет вновь следующим вечером.

Вороненок сидел безучастно в углу клетки, временами оживая, и тогда из-под желтоватого, покрытого пленкой века, блистал черный мутный глазок.

Поздно вечером птенец дрожал и был горяч.

Одинцов с досадой отложил газету, которую держал в руке, покрыл птенца полотном и заботливо грел, затем дал ему сухой перловой кашки, оставшейся от завтрака.

Птенец затих. Успокоившийся Одинцов прилег на диване прямо в домашнем халате, укрылся одеялом и потихоньку задремал.

Ночью он проснулся с тревогой. За темно-синим окном тихо журчала флейта дождя.

Одинцов зажег лампу. Рядом лежала пустая тряпица. Одинцов стал исследовать территорию своей комнаты. Он нашел нахохлившуюся птицу в углу; она защищалась черным крылом и била когтистыми лапками по паркету.

Одинцов, осторожно открыв слабый клюв птицы, влил в него молока и дал ей еще немного каши. Тщательно вымыв руки, Одинцов посмотрел на едва капающий дождик за окном, затем лег, но забылся лишь под утро.

***

Утром проспавший Одинцов торопился на службу, но заметил, что птенец немного оживился. Он взъерошился, потягивал крылья и чистил перья.

– Ну, сиди здесь, не балуй, а мне на службу, – сказал Одинцов птице, и та повернула голову с длинным клювом, посмотрела на него черными горошинками глаз, как будто понимала.

Одинцов поспешил в контору.

Вечером раздался звонок, и в дом вошли Якушев с ветеринаром Свирипой. Свирипа был бледен, худ и ходил словно циркуль, а маленький плотный Якушев много говорил:

– Ну, как твой питомец? Вот доктора привел к нему, как обещал. А, вот где он, шельмец! Еще не подох? Михайло, глянешь?

– Ну-с, ну-с, – сказал Свирипа, надев пенсне, протягивая бледные худые и длинные пальцы к птенцу. Руки Свирипы явно не понравились вороненку, он стал клеваться.

– А, сопротивляешься, значит жить будешь, – хрипловато протянул Свирипа. Преодолевая бурное сопротивление и возмущение, ветеринар внимательно осмотрел пернатого пациента.

– Подойдете в аптеку, купите вот эти порошки, – сказал Свирипа, когда птенец уже вернулся в клетку. И чиркнул что-то на бумаге.

– И вот так давать. С водой, – заключил он.

– Так это ж для человека, – промолвил Одинцов.

– А оно и для человека, и для птицы служить может, – добавил Якушев, читая через плечо Одинцова записку.

– А насчет кормления – никакого хлеба, – заявил Свирипа. – Ничего мучного. Избегать сахара и соли.

Тут же сразу встрял Якушев:

– Да, вот что написано в книге. Давать нежирный творог, яйца вареные измельченные, можно отварить капусту…

Свирипа посмотрел на часы на цепочке.

– Да не мешает перетереть на терке яблоки, морковь.

Одинцов спросил:

– Так кто же передо мной: самец, или самка?

– Это определить трудно-с,– задумчиво ответил Свирипа, собирая вещи.

– В Энциклопедии написано, что самец крупнее самки, его клюв имеет более изогнутую форму с хорошо просматривающейся горбинкой, лоб немного сглажен. При осмотре тела можно заметить более массивные суставы и резкие изгибы тела. Самки ворона немного меньше размером, клюв обычно небольшой и практически не видна горбинка, переход ото лба к клюву сильно выражен. Крылья и хвост в соотношении с пропорциями тела небольшие, – быстро говорил Якушев.

Они стояли перед Одинцовым – длинный Свирипа и маленький, круглый, но ловкий Якушев, и Одинцов вдруг почувствовал нежность и благодарность к этим людям, озаботившихся, казалось бы, сущей безделицей, и пришедших к нему на помощь.

ГЛАВА ВТОРАЯ. ИСКУШЕНИЕ

Постепенно вороненок окреп, стал вести себя увереннее и свободнее. Он стал самостоятельно питаться, с удовольствием поедая зерно, кусочки мяса, рыбы, но особенно любил творог, сырые и вареные яйца. Он так привык к Одинцову, что свободно сидел у него на руке, летал по комнате, самостоятельно возвращаясь в клетку по зову хозяина.