Юлия Венедиктова - Огненный город

Глава первая,

в которой все бегут, а кто не бежит, знает, что опозданий не существует

1.

Захар как бешеный мчался по переулку. Лицо покраснело от напряжения, потная чёлка слиплась на лбу в несколько тоненьких сосулек, дыхание сдавленными хрипами вырывалось из груди. Развязанные шнурки грязными колбасками шлёпали по лужам, рюкзак чувствительно бил по спине, но не ускорял движение, а лишь тормозил его.

Наконец Захар вырулил на центральную улицу. Поздно! Автобус номер пятнадцать только задом махнул на прощание.

– Вот чёрт! – крикнул Захар и треснул ладошкой по припаркованным у обочины Жигулям.

– Эй, эй! Чего творишь, пацан?! – рявкнул выходящий из придорожного магазинчика водитель в клетчатой кепке. – Тут тебе не рок-концерт, понимаешь, по барабанам стучать. С моей ласточкой осторожнее надо!

– До Красноармейской довезёшь? – поинтересовался Захар, прищурившись.

– До Красноармейской не довезу! Мне, понимаешь, совсем в другую сторону сворачивать, – сказал водитель и открыл дверцу своей ласточки. – Максимум до Электрической могу подбросить, годится?

– Годится, – проворчал Захар, мигом забираясь в Жигули.

Водитель устроился у руля и пристально взглянул на пассажира.

– Деньги покажи, – велел он, сложив пальцы в щепотку.

Захар скорчил недовольную физиономию и полез в рюкзак. Шарился он там минут пять.

– Ты езжай, езжай, – велел он водителю, – я сейчас всё найду.

– Вот найди, тогда и поеду, – отреагировал водила. – Ишь, хитрый какой.

– За сотню-то довезёшь?

– За сотню?! – взвился шофёр. – За сотню пешком иди!

– И не стыдно вам, дяденька, с ребёнка столько бабок рубить, а? Я, может, на завтраках, обедах и ужинах экономлю, только чтобы на машине прокатиться. Ладно, двести пятьдесят, больше не дам.

– Годится. Вот это другой разговор.

Захар извлёк из рюкзака несколько долгожданных бумажек.

Водитель шустро перегнулся через сиденье и вытянул руку.

– Э, нет! – хохотнул Захар, – Сначала довези!

Пока жигулёнок скрежетал, плевался, со скрипом полз к цели, Захар пытался привести себя в порядок – выжал шнурки от грязи, вытер руки о сиденье, потрепал чёлку, чтобы высохла скорее. Расстегнул куртку, послюнявил на рубашке жирное пятно непонятного происхождения, застегнул все пуговицы, расправил воротничок. Подсохшую чёлочку прижал ко лбу и улыбнулся своему зеркальному отражению, сложив губы бантиком, – вот ученик, загляденье, а не мальчик. Как такой может прогуливать уроки?! Да никогда в жизни! А сегодня, в день родительского собрания, тем более. И если его сегодня кто-то не заметил в школе, этот кто-то просто очень плохо смотрел.

Даже от водителя не скрылось чудесное преображение пассажира:

– Ну, ты актёр погорелого театра! Просто мальчик-лапочка с царапиной на всю щёку.

– Ой, точно… Как бы её замаскировать?

Захар на секунду задумался, вытащил из рюкзака ручку с самой жирной пастой и нарисовал линию на щеке прямо поверх царапины.

Водитель хмыкнул и затормозил.

– Приехали, плати давай!

Захар схватил рюкзак, стремительно сунул водителю плату и выскочил из машины.

Водила расправил деньги и обомлел – с купюры номиналом в сто рублей на него смотрело киношное чудовище с выпученными глазами – человек-паук, на двух других бумажках красовались Гарри Поттер и ещё какой-то кино-уродец.

В спину Захару понеслись самые грязные ругательства, но он, к своему счастью, был уже очень далеко.

2.

Трёхэтажный особняк в самом центре города много лет стоял заброшенным, и всё это время собирал вокруг себя массу слухов и домыслов. Говорили, что тот, кто туда проникал, назад уже не выбирался; говорили, что Дом в начале прошлого века принадлежал купцу Стрыгину, кровожадному злодею, замучившему в стенах Дома не один десяток невинных жертв, и аура у него зловещая и кровавая.

Много лет назад Дом обнесли уродливым высоченным забором и пообещали снести. Всё обещали и обещали, но не сносили.

Демьяну нравилось смотреть на Дом сверху вниз. К счастью, обстоятельства позволяли. Жил он неподалёку в десятиэтажке, а ключ от чердака раздобыл давно. Подолгу он стоял на крыше, особенно любил там бывать поздним вечером или совсем ранним утром, когда казалось, что ты один остался в этом городе. Проезжают, конечно, никуда их не денешь, шумные светящиеся коробки-автомобили, мелькают силуэты людей, но здесь, над ними ты один, наедине с городом, с небом, с самим собой.