Галина Чередий - Перерождение

Самого появления поливавшего нас прежде детины никто и не заметил, но вот потоку воды, которым он начал окатывать клетки, все были рады. Если, конечно, люди, находившиеся уже почти в невменяемом состоянии, вообще могли радоваться. Кто-то даже кричал и тянул руки сквозь прутья, умоляя дойти до них побыстрее.

– Ну уж потерпите, щенки! – приговаривал мужик, поливая, и, как ни странно, звучал в этот раз для моего расплавившегося разума уже не жестоко, а чуть ли не с искренним сочувствием. – Немного осталось! Чуть охолоните – и легче пойдет.

В первый момент, когда вода попала на мою кожу, у меня было чувство, что она зашипит и испарится. Холодный поток принес такое ощутимое облегчение, что я, уже почти ничего не соображая, стала подставляться под него, постанывая от чего-то весьма похожего на извращенное удовольствие. Благословенное купание закончилось слишком быстро, и я заскулила, когда верзила пошел дальше. Растянулась на мокром полу, стремясь впитать и сохранить побольше прохлады. Мой мозг не отметил, как совершенно стемнело и стоны и жалобы вокруг начали превращаться в крики и странные порыкивания. Просто в какой-то момент внутри стало что-то окончательно ломаться и рваться, и, распахнув в ужасе глаза в темноте, которая не была отчего-то помехой зрению, я увидела в соседней клетке здоровенную псину. Заорав от боли и окончательности понимания происходившей катастрофы, обвела последним осмысленным взглядом ангар. Во всех клетках теперь бесновались и лезли на прутья зверюги, у которых немецкий дог без труда проскочил бы под пузом не зацепившись. Степень потрясения я осознать не успела, потому что восприятие словно мгновенно сместилось, как будто я, обычная, нырнула на глубину и там и замерла, отстраненная, оглушенная, наблюдающая со стороны и издалека. На поверхности же была… тоже я. Но для этой версии меня наличие вокруг множества зверей не казалось ужасным. Наоборот, я с жадностью впитывала их запахи, ловила издаваемые звуки. А еще очень-очень нужно было куда-то бежать. Мышцы прямо-таки сводило от невыносимой жажды движения. Но проклятое железо вокруг не давало свободы, и я начала остервенело бросаться на него, грызть, царапать пол, рыча и возмущенно взвывая. Желание вырваться полностью поглотило меня, и я продолжала свои попытки выбраться, по ощущениям, целую вечность. До тех пор пока прямоугольники под потолком, от которых пахло той самой остро желанной волей, не начали светлеть, а тело налилось тяжестью и слабостью. Накатила вялость и апатия, и наконец я сдалась, сворачиваясь на ненавистном полу и почти мгновенно засыпая.

– Подъем, недопески! – громкий низкий голос гулко прокатился по ангару, вырывая из глубокого и цепкого сна. – Давайте-ка вас приведем в пристойный вид! Негоже представать перед своими будущими альфами помятыми и вонючими, словно куски собачьего дерьма!

Я подняла голову и тут же ойкнула, потому что шея и спина затекли просто ужасно. Сегодня совершать омовение явился новый персонаж. Высокий, как, похоже, все здесь, он при этом выглядел тощим, в противоположность предыдущему шкафообразному надзирателю. Хотя при ближайшем рассмотрении скорее уж был жилистым, с острыми, откровенно агрессивными чертами лица, и уж точно не выглядел менее опасным, чем предыдущий. В клетках вокруг зашевелились, так же, как и я, вздыхая, охая и разминая затекшие тела. Вот только теперь все мы были голыми. От одежды остались жалкие лохмотья, ими и прикрыться толком не получалось, и поэтому тот факт, что у всех без исключения парней стояло колом, скрыть было сложно. В принципе, вполне нормальное утреннее состояние здоровых молодых мужчин, вот только и я сама ощущала себя отчего-то дико возбужденной. Запах похоти буквально затопил весь ангар. Стоп. Запах похоти? Как я его могла учуять, и почему безошибочно определила, что это именно он? «Ну, может, потому что ночью ты была чертовой собакой, а у них вроде как с нюхом все нормально», – подкинуло саркастическое замечание подсознание. Недоуменные взгляды вокруг, шумные вдохи и фырканье подсказали мне, что внезапно острое обоняние открылось не только у меня. В этот раз мытье ощущалось снова актом унижения, причем направленным почему-то против нас с Надей. Особенно против меня. Если парней тощий ублюдок мыл довольно быстро и не акцентируясь на определенных частях тела, то нам досталось, что называется, по полной. Он нарочно направлял мощную ледяную струю то на одну грудь, то на другую, в лицо, в низ живота или между ягодиц, когда старались отвернуться. И стоило прикрыть только одно уязвимое место, как вода с силой начинала бить в другое. У моей клетки он надолго задержался, поливая до полного онемения и отпуская гадкие комментарии типа: «Потри себя хорошенько, мелкая сучка. Перед смертью следует быть чистой». При этом он бесстыдно лапал меня глазами, ухмылялся и мерзко облизывал свои тонкие губы.