Олег Синицын: Лифт в Доме Эшера

В дремоту Алексея прокрались новые звуки. Да, это по-прежнему скрипели его двери в спальню и зал, но скрипели они совсем необычно. Более интенсивно и громче. Так могло быть только в том случае, если входная дверь в квартиру была бы открыта и в помещение ворвался сквозняк. Но бас-гитарист отчетливо помнил, что входную дверь он закрыл, тем более что был трезвый. Да и в приличном подпитии он закрывал дверь на автомате: это были те моторные движения, которые не требуют специальной памяти, наподобие врожденного навыка дышать или слышать.

Прямо перед ним во всю стену жирными буквами было написано: «Открой шкатулку!».

«Ага! Развод!» – почему-то обрадовался Глеб. Он внимательно осмотрел всю площадку второго этажа. Где затаились невидимые те, кто придумали этот розыгрыш? В чем он заключался, Глеб не понимал, но был на всякий случай настороже. Он прислонил к стене пакет, достал шкатулку и открыл ее. Внутри лежал четырехгранный металлический стержень из блестящего, похожего на серебро, металла. Ничего не происходило. Тогда Глеб дотронулся до стержня пальцами… И чуть не выронил шкатулку из рук! Все четыре стены подъезда стали быстро удаляться друг от друга, сами лестничные клетки расширялись и удлинялись. Подъезд уже походил на лестничный проем в университете, в котором несколько лет назад учился Глеб и который был сооружен во времена сталинского ампира. Сверху послышался грохот – это, прыгая по ступенькам, катился огромный предмет. Сначала Глеб подумал, что предмет похож на 16-килограммовую гирю, но со спиленной ручкой. («Пилите, Шура, пилите».) Но грохот, производимый предметом, заставлял вообразить размеры в несколько раз больше. Скорее всего, это было ядро Царь-пушки. Перила не давали ему свалиться сразу в лестничный проем, и оно, ударяясь то о стены, то о перила, неотвратимо приближалось к Глебу. Глеб ринулся на первый этаж, но слишком поздно – ядро, которое оказалось громадным камнем, перескочив через перила, врезалось в лестничный пролет между первым и вторым этажами. Пролет от удара провалился, а вслед за ним – и Глеб.

Сначала несколько секунд Глеб находился в шоке. Именно учеба в университете привила ему боязнь высоты. Это случилось зимой, когда он должен был почти что вылететь с третьего курса, потому что не мог сдать экзамен по ведущему предмету. Маячило отчисление, и Глеб чуть не сиганул от отчаянья с открытой площадки, где студенты курили, на четвертом этаже университета. Скрытая попытка суицида породила на долгие годы страх высоты – акрофобию. Но шок прошел, и пришло удивление: куда можно было падать так долго? Глеб посмотрел вниз и увидел бесконечный прямоугольный тоннель, где-то в перспективе заканчивающийся ярким квадратом. Картина наверху была аналогичной. Получалось, что Глеб парил в пространстве. Ужас предстоящего падения вдруг ушел на задний план; на какое-то мгновение Глеб испытал восторг полета. Он зажмурил глаза, раскинул руки и ноги, напряг все тело, приготовившись к неотвратимому удару.

– Дядя, вы чего? – услышал он детский голос. Глеб открыл глаза и увидел, что лежит в песочнице, раскинув руки и ноги, а перед ним на корточках сидит мальчуган и с любопытством его рассматривает. В руках у мальчугана были шкатулка и стержень, рядом лежали рассыпанные письма. Глеб привстал и огляделся: песочница находилась в центре детской площадки, которую окружали четыре десятиэтажки. Глеб присел на деревянный бортик песочницы.

– Сколько тебе лет? – спросил он мальчика.

– Через месяц будет семь лет, и я пойду в школу, – мальчик усердно лепил из песка обширный город. Он помогал себе открытой шкатулкой, а стержнем прорывал каналы и рисовал дороги между частями города. Понимая, что сразу забрать предметы не удастся, Глеб продолжил разговор:

– А тебя возьмут в школу? Нужно же как следует подготовиться…

– Я подготовился, – уверенно заявил мальчишка, не поворачивая головы в сторону Глеба. – Я умею читать и писать… Правда, пока только печатными буквами. А еще я считать умею до ста.

– Ого! – присвистнул Глеб, желая понравиться малышу.

– Правда, когда считаю до ста, то я сначала считаю до пятидесяти.

– Почему? – такое обстоятельство позабавило Глеба.

– Потому что после пятидесяти нужно отдохнуть.