Калин ненавидела, когда Эсмонд заговаривал о ее с мужем отношениях. Это не его дело. Это его привилегия. Ведь он таскает эти письма из тюрьмы. И он никому не расскажет. Но иногда он позволяет себе слишком много.
– История банальна, – продолжил Эсмонд, как ни в чем не бывало. – Он тебя бьет и ты завела себе любовника… Хм, если бы он был твоим настоящим любовником, в физическом плане, было бы интереснее… Как автор такой истории, я бы хотел, чтобы у вас с уголовником была не только переписка. Тогда можно было бы намекнуть читателю, или зрителю, что любви между вами двумя нет, только желание… Но вот проблема, эти ваши письма друг другу, это нечто платоническое. Реальность не оставляет интерпретаций.
Калин отложила письмо в сторону и выпила из своей кружки. Брови задумчиво опустились, глаза сощурились, а губы шептали что-то очень тихо.
– Интересно, – сказал Эсмонд, разглядывая ее. – Ты никогда не говоришь, что там.
– Это же личное, – ответила Калин.
– По своей натуре я довольно циничен, – сказал Эсмонд. – Поэтому я допускаю твою переписку с этим Вардом… Но ты понимаешь, какое дело…
– О, господи, – Калин закатила глаза, высказывая недовольство. Более всего в
Эсмонде ей не нравились эти его рассуждения. Она от них уставала.
– …Трумен Капоте позволил жить убийцам, потому что хотел понять их. Его заинтересовала прежде всего история убийства, характеры убийц, жизнь до и после. Но что потом?..
– Откуда мне знать… – Калин взяла в руки письмо, стала водить пальцем по строкам, рассматривать бумагу.
– Он понял, что они такие же люди, как и все остальные. Как и он… Как и жертвы… – Эсмонд отпил еще чаю с коньяком. – Их жизнь зависела от него, но общество требовало кары. Убийцы должны быть повешены, он это понимал, но где в таком случае мораль? Где человечность? Что мы должны сделать в такой ситуации? Поступить, как требуют того установленные нормы, те нормы, согласно которым мы защищаем себя и своих близких, или поступить так, как должен был бы поступить человек… высший человек, или человек идеал. Я имею в виду бога, Иисуса, или то, что понимают под его личностью. Всепонимание и всепрощение… Как совместить в себе человека земного, близкого к животному, с его общественными устоями и прочим, и человека высшего, верующего, доброго?.. Трумен Капоте платил адвокатам убийц, но когда они стали для него людьми, он должен был сделать свой выбор – оставлять адвокатов или позволить обществу расправиться с убийцами…
– Но ведь вина Варда не доказана. Будет суд, – сказала Калин. – И я верю, что он невиновен.
– Конечно, ты веришь. Как же. Когда мы видим, как складываются отношения у героев в кино, мы хотим, чтобы все было хорошо, только лишь потому что мы сопереживаем им. Это называется эгоизм. И ты хочешь, чтобы он оказался приличным человеком. Это не для него, это для тебя – тоже эгоизм… Возможно, я ошибался насчет платонической любви… – причмокивая, Эсмонд допил свой чай. – Вполне вероятно, для каждого из вас эта переписка, своеобразная терапия.
– Не твое дело, Эсмонд, – Калин взяла кружки и ушла на кухню.
– Теперь ты поняла, насколько я циник? – перекрикивая шум воды, спросил Эсмонд. – И все же я беспокоюсь за тебя. Когда ты впервые увидела этого Варда по новостям, мне не нужно было говорить, что у меня есть к нему доступ. И когда ты спросила, можно ли передать ему то письмо, где ты хотела его поддержать, хотя там было не только это, мне не нужно было передавать то письмо…
– Не только это?! – было слышно, как с грохотом упали кружки в раковину. Калин ворвалась в комнату, залитая водой, – Не только это? Что это еще значит?
– Просто я прочитал твое первое письмо… Прости. Другие письма я никогда не трогал… Ты что, вся облилась водой из-за меня?
Калин опустила руки и села в кресло. Ноги ее подломились, она глубоко дышала. Вода на кухне лилась до сих пор.
– Никаких других писем?
– Нет, – ответил Эсмонд. – Но теперь я понимаю, насколько важно для тебя то, что там в других письмах… Я больше никогда не буду про них спрашивать, если хочешь. Просто почтальон, выполняющий свою работу… Разве я заслужил дружбу со своими нанимателями? Конечно, нет.
Эсмонд встал, взял пальто и пошел к дверям. Калин подбежала к нему и обняла его, остановила, прижавшись щекой к спине и крепко сжимая его плечи.
– Ну прости, – сказала она. – Прости, прости, прости…
– Я всего лишь беспокоюсь за тебя, – сказал он. – Потому что люди не видят, они хотят видеть… Ты хочешь видеть его хорошим, но он не такой… И если я в этом виноват…
Читать дальше