Подойдя не слишком близко к часовне, я наблюдала, как Сэм, не замечая меня, ворчал, распутывая спутавшиеся язычки колоколов, а Майкл и Эрик бегали с распростёртыми руками, словно желая кого-то поймать, вокруг небольшого фонтанчика, который мы совсем недавно установили в дань памяти о цветущей долине.
Трёхъярусное мраморное изваяние величественно и грациозно вобрало в себя все отголоски моей памяти о так много значащем для меня месте – месте, с которого в принципе всё и началось. Нижний ярус представлял собой вотчину моего Отца со свойственными тому месту кровавыми потоками человеческих жизней и убийственно острыми скалами, с деревом-мучеником в образе Меган, огромными чёрно-красными валунами и пологой горой. Средний ярус был не чем иным, как той самой цветущей долиной с присущим ей изобилием животных и птиц на фоне разнообразной растительности. Ну, а верхний ярус со скоплениями облаков и лучами пробивающегося сквозь них яркого солнца, возможно, и был тем самым местом, откуда когда-то изгнали мою непутёвую Мать. Хотя как на это взглянуть. Я думаю, что это всё же было не зря. Не покинь бы она это место, я, возможно, вообще бы не родилась. Хотя вряд ли вообще возможно избежать неизбежного. И так к слову: всё, что ни делается – делается к лучшему. Теперь я в этом уверена полностью! Неожиданно, вырывая меня из тумана собственных дум, неизвестно откуда в мои объятия бросилось увиденное мною когда-то во сне рыжеволосое чудо с глазами цвета нефрит.
– Мама, ты приехала! – Она смеялась задорно, крепко вцепившись в меня своим маленькими детскими ручками.
– Я же обещала тебе, Наоми, что вернусь до заката. – Я поцеловала её в щёчку и закружила, крепко удерживая в своих нежных объятиях.
– Она с нами всего год и три месяца, а мы втроём не можем с ней справиться. – Сэм слетел с колокольни и поцеловал меня в губы. – А что будет дальше?
– А дальше, Сэм, всё будет только лучше! – Я передала малышку в руки заботливому и беспокойному отцу и, дождавшись Майкла и Эрика, уверенно зашагала в сторону дома, на двери которого с недавних пор сразу после рождения малышки Наоми появилась надпись, выцарапанная когтями кем-то неизвестным, но означающая непреложную истину:
Уставший путник средь пустыни,
Нашедший райский уголок,
Не зная правил той святыни,
Не осквернить её не смог.
Он, пользуясь её благами,
Хотел владеть святыней сам,
И дух, сидящий за замками,
Не выдержал и вмиг восстал.
И был тот путник слаб душою:
Тщеславен, жаден и труслив.
И надо думать хоть порою,
Что мир бывает справедлив.
Что белое сияет лишь снаружи,
А чёрное страшнее изнутри,
Но можно часто обнаружить
Измену правил той игры.
Никто и никогда не сможет
Терпеть чужое как своё,
И даже совесть не поможет
Предать забвению чутьё.
О, люди, жадные до рая
Не смейте просто забывать
Рука хозяина, карая,
Заставит жизнью отдавать.
КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу