Алим Тыналин - Укус фаланги

– Понятно, – кивнул Кана. – Сэкономить решило родное государство на гражданах. Несмотря на то, что я уникальный экземпляр и тому подобное. Ну ладно, ничего не поделаешь. Проходили, знаем.

– Мы еще постараемся решить данный вопрос в твою пользу, – приободрил Лукин. – В случае успешного результата исследований. Думаю, нам даже удастся…

Кане вдруг надоело слушать заумную болтовню. Взор застила красная пелена. Он молниеносно вскочил с койки, обхватил Лукина руками, намертво вцепился присосками. Клыки выдвинулись изо рта, раскрылись, обхватили голову Евгения Константиновича. Кана почувствовал себя львом в цирке, которому укротитель засунул голову в пасть.

– Вы что делаете? Прекратите немедленно! – запротестовал Айдынов. Схватил было Кану за плечо, чтобы утихомирить. Но заглянул в страшные выпуклые глаза Каны, следившие за его движениями, и отдернул руку.

А Климов, молодец, не растерялся. Покачал головой, языком зацокал.

– Отпустите Женю, голубчик, чего вы взъелись? Сейчас мы вас накормим. С компенсацией решим вопрос, не проблема. Все в порядке, вы в надежном месте.

С верхнего клыка на ухо Лукина потекла струйка зеленоватой слюны. Коснулась и оставила сильный ожог, как от кислоты. Евгений Константинович застонал, задергал головой от боли, попытался освободиться.

– А вот это уже лишнее, голубчик, – сказал Климов. – Зачем человека обижаете? Отпустите, пожалуйста.

И Кана успокоился. Клыки убрал, расслабился, повалился назад на кровать. Пробормотал: «Извините» и отвернулся.

– А ничего, все в порядке, – успокоил Артур Николаевич. – Как вы, Евгений Константинович? Пойдемте, ухо обработаем.

Айдынов повел Лукина к выходу, а Климов задержался. Поглядел на Кану, утешил:

– Ничего, Канат, скоро все образуется.

И тоже пошел к двери. Кажется, он довольно улыбался.

Видно, в пищу подложили снотворное. Как еще объяснить, что после плотного обеда Кана не хотел и пальцем пошевелить. А потом уронил голову набок и захрапел.

Проснулся, а за окном уже стемнело. Голова тяжелая, будто булыжниками набитая. На новых руках и ногах следы от уколов. Вот нелюди, собрали анализы, пока он спал сном младенца. Поэтому и усыпили, как медведя в зоопарке. Боятся, что он кому-нибудь голову откусит.

– Вот хрюндели очкастые, – пробормотал Кана. Это что теперь, каждый раз так усыплять будут?

Светодиодная лампа горела над головой. Окно в палате большое, на пол-стены, сверху приоткрыто. Закрашено непроницаемым серебристым материалом, снаружи не видно, что внутри творится. Из палаты окрестности тоже не разглядеть.

Прислушался Кана, лежа на койке, а во тьме сверчки трещали, птичка задумчиво тенькала. Ни рева автомобилей, ни гудков тепловозов или стука колес по рельсам, как в его квартирке. И пьяных голосов с улицы тоже не слышно. Благодать, в общем.

Лежал Кана, слушал вечерние звуки умиротворяющие, и сам не заметил, как снова в обычного парня обратился. Руки лишние исчезли, круп конский с ногами длинными обратно в зад и спину втянулись. Глаза по бокам головы тоже пропали. Волосы по всему телу уменьшились, превратились в обычные маленькие волоски, как у нормального мужчины.

Кана когда заметил, не поверил. Ощупал все тело, убедился, что не сон. Зеркала в палате нет, но и так все видно. Это что же, значит, все обратно вернулось? Можно отсюда уйти, наверное?

Он вскочил с кровати, бросился к двери. Попытался открыть, но бесполезно. Заперли на замок.

Тогда Кана заколотил по двери. Закричал во все горло:

– Эй, чувырлы, откройте! Я нормальный человек! Хватит меня здесь томить!

Ноль внимания, полное безразличие.

Кана покричал еще, но без толку. Пнул дверь со всей силы:

– Вот ушлепки яйцеголовые. Попадитесь мне только…

Вернулся к кровати, и дверь отворилась.

Вошел профессор Лукин с забинтованной головой.

– Канат, что стряслось, чего шумишь?

– Вы ничего не замечаете? – спросил Кана. – Никаких изменений?

Лукин тонко улыбнулся.

– Когда я был женат, меня супруга постоянно так спрашивала. Ты тоже поменял прическу? Или купил новое платье?

– Да нет же, – буркнул Кана. – Вы что, не видите? Я снова обычный. Никаких клыков и волос.

Лукин вздохнул, улыбка исчезла. Профессор покачал головой.

– А, ты поэтому звал? Рано радуешься. Это временная трансформация.

– Но все исчезло.

– Нет, я же говорю, просто скрылось на время. Я только что смотрел твои анализы, все показатели остались прежними. У тебя уже было такое, когда ты лежал без сознания.