Чародейка вздыбила иглы и зарычала. Рыжеволосый парень с кровоточившей в области бедра ногой, которого она лапой прижимала к стене у стеллажа с дешевыми консервами, скривился и отвернулся.
– А вот это вообще жесть!
Литвинов смотрелся в его лицо: то самое, которое висело в каждом участке города, если не страны, с пометкой "Особо опасен".
– Гера, к твоему вниманию Милош Вуйчик, – представил майор, хищно рассматривая парня. – Самый молодой за всю историю после переворота лидер подполья, ответственный за взрыв двухгодичной давности в госпитале для ветеранов. Их останки, мразь, – Литвинов остановился рядом с чародейкой, внимательно слушавшей его, – а также останки посетителей, среди которых были дети, неделю собирали по всему району. Сегодня ты, наконец-то, мой, – добавил он, поглаживая предохранитель на Сайге.
Самосуд Литвинов никогда не одобрял. Когда переворот только начался, он был добровольцем в одной из городских дружин, сформированных с целью соблюдения порядка среди гражданского населения, и собственными глазами видел, как это работало, особенно когда людьми управлял страх и ненависть, и под горячие руки попадали все без разбора, но сейчас он с трудом сдерживался, чтобы не пристрелить ликанскую мразь прямо на месте без суда и следствия.
Чародейка зарычала, но Вуйчик, которому, очевидно уже нечего было терять, прямо посмотрел Литвинову в глаза.
– Ваше обвинение, майор, – ровным голосом сказал он, – ложное. Ни я, ни моя группа не имеем отношения к тому…
– Да ну? – грубо перебил Литвинов, наставляя на него оружие. – Расскажешь…
Чародейка навострила уши и еще сильнее вздыбила иглы, зарычав в непонятную сторону. По ангару разлетелся металлический грюк и послышались быстрые шаги, будто кто-то бежал к ним.
– Не троньте его! Он ни в чем не виноват! – взвинчено прозвучал детский голос.
– Бланка! – испуганно вскрикнул Вуйчик. – Ты что здесь делаешь? Я же сказал тебе оставаться в укрытии! Не стреляйте! – тут же взмолился он, поднимая руки. Чародейка удерживала его и не давала даже закрыть собой ребенка. – Прошу вас! Я пойду с вами! Во всем сознаюсь, только не стреляйте! Не стреляйте! – повторил он.
Литвинов с презрением посмотрел на Вуйчика и медленно отвел оружие в сторону от девчонки лет десяти в смешной красной шапочке, не побоявшейся стать между ним, чародейкой и преступником.
Вельма мотнула звериной головой и, убрав лапу от ликана, отступила, приняв свой обычный облик. Она очень странно смотрела то на Вуйчика, то на девочку, то на стеллаж с консервами, то на гофрированную металлическую перегородку с правой стороны метрах в шести от них.
– Сколько? – тихо спросила она. – Сколько всего?
Вуйчик сжал губы и шумно втянул воздух, посмотрев на нее приблизительно так, как на него Литвинов.
Чародейка, чье лицо оставалась абсолютно непроницаемым, склонила голову на бок, будто размышляя о чем-то, а потом ударила мощным зарядом прямо в перегородку.
Сам амбар выглядел непримечательным, словно был временным пристанищем, но помещение за перегородкой отличалось кардинально: двухъярусные кровати тесно стояли в два ряда; между ними были расставлены походные печи, призванные не только разогревать еду, но и согревать женщин, детей и стариков, которые там жили.
– Говори! – приказала Вельма, кинув взгляд на ликана, прикрывавшего собой воинственно выглядывавшую девочка.
– А сама ты не видишь, чародейка? Не понимаешь? – В голосе Вуйчика проступили грусть и смирение. – Нас называют подпольем, террористами, обвиняют в массовых убийствах, но мы виноваты лишь в том, что пытаемся выжить. То подполье, что ваши правоохранительные органы сделали врагом №1, никогда не существовало. Только не среди нас. – Он обвел неравнодушным взглядом свою сплотившуюся у сорванной перегородки группу. – Мы не имели и не имеем отношения ко всем тем зверствам, что вы нам приписываете. Как я уже сказал, мы всего лишь пытаемся выжить, – добавил он, вернув взгляд на чародейку.
"Гера?"
"Аура его чистая. Он говорит правду, Олег. Я ему верю".
"Вот так просто? Только потому, что он рассказал сопливую историю про выживание и вовремя продемонстрировал тебе скромненьких детишек?"
Вельма немного изменилась в лице. Взгляд ее стал тяжелым.
Литвинов поздно понял, что сказал, но слов обратно забрать уже не мог, как и не мог вот так сразу изменить свое мнение в отношении подполья, ну или хотя бы тех, кого они непосредственно задержали в том чертовом амбаре, не вмещавшем в себя ничего, что указывало бы на террористическую деятельность, но раз уж он сам был скрыт, а в нем в свою очередь были скрыты за перегородкой десятки сомнительных существ, то, кто знает, что в нем можно было найти еще, если хорошенько поискать.
Читать дальше