Дорофея Ларичева - Охотник и его горгулья

И тут горы задрожали. Нюка едва успела меня привести в неглубокую нишу, на которую я тут же навесил магическую сетку, хранящую целостность приютившего меня участка скалы. Самоубийство, конечно, укрываться подобным образом, но у меня не было иного входа. Остановить сыпавшиеся с вершин камни в одиночку я бы не смог, а нос экипажа уже расплющился под ударом большого валуна. Я просидел под зыбкой защитой всю ночь, пока духи гор успокоились и притихли.

Утро ушло на восстановление экипажа, день на поиск более-менее безопасного спуска с горы, ибо обратный путь уже был отрезан обвалом. Вырвавшихся из глубин тварей я не почувствовал. Людей в округе тоже. Непрекращающееся ворчание Нюки доводило меня до остервенения, но я терпел, и запрещал горгулье лететь за помощью. Неужели я, Ланвис Ардан, Второй Маг, не отыщу дорогу в каких-то занюханных горах? Я, глава резиденции прокладчиков путей, спасую перед обстоятельствами?

Мой экипаж упрямо выискивал дорогу, пальцы складывались в знаки, губы шептали заклинания, дробя застилающие путь валуны, закрывая мелкими камнями разломы. Как же я был зол на себя и на это неожиданное землетрясение!

Остаток дня сменился пасмурными сумерками, начал накрапывать дождь, а я продвинулся всего ничего. Фонарь на носу экипажа разбился, потому на ночь пришлось сделать привал.

Нюка со мной не разговаривала, успев полсотни раз высказать своё мнение об умственных способностях «старого напыщенного балбеса». Я не злился на глупое животное. Не я её хозяин. Вот доберусь до Вира, сбагрю говорливую тварь другу. Он большой любитель всякой необычной живности. Собственно, ради Нюки я и отправился в путь. После смерти её хозяина, горгулья замучила всех магов резиденции. Ответьте, зачем было обучать человеческой речи столь шумную зверюгу?

На ночлег мы устроились в пещерке. Нового землетрясения я не ожидал, горгулья обрадовала, что до города всего ничего – за завтра управимся. Я успокоился, унёсся в мир сновидений. Чтобы после полуночи быть разбуженным чуткой Нюкой.

– Ланвис, только тихо! – впились мне в плечо острые когти. – Ползи за мной, там внизу…

Вместе с ней мы направились к обрыву. Придерживая магией от падения мелкие камешки, я осторожно подполз к краю уступа и глянул вниз.

Там плясали тёмно-дымные твари, озаряемые изнутри всполохами багрового пламени. Их силуэты имели мало сходства с человеком или зверем. Вместо голов – клубки щупалец, две пары рук-лап, массивные нижние конечности с неожиданной легкостью творили рисунок танца…

Я заворожено смотрел, не пытаясь их остановить. Представшие передо мной порождения земных глубин обитают у лавовых озёр и крайне редко поднимаются на поверхность. Им тут делать нечего. Зато те, кто проложил для них пути, смертельно опасны даже для такого мага, как я.

– Будешь их ловить? – зашипела, завозилась рядом Нюка.

– Нет. Они уйдут перед рассветом. У них странные ритуалы, но к людям они равнодушны. А вот их соседи крадлы, а ещё хуже – красхи – высшая пещерная нечисть – скорей всего отправилась на охоту.

– Они что, парочками с этими страхолюдинами ходят? – не поняла горгулья.

– Нет, просто крадлы просачиваются из горных разломов наверх всем скопом, увлекая за собой прочих обитателей глубин. Они катятся, точно волна, почуяв путь к свету. Потому в числе каждой команды шахтёров должен быть маг-землеройка. Землеройка обязан присутствовать и при землетрясениях.

– Теперь вспомнила, я читала про них, – зашипела горгулья.

– Уходим, – скомандовал я. И мы поползли обратно к пещере.

Я разогрел кристаллы экипажа и потребовал у Нюки показывать дорогу. Путь духов проследить было несложно. Рядом на блюде долины лежал аппетитный кусочек – город Нитерес.

Крадлы хитры и изворотливы. Они отыщут сильных, здоровых людей, скорее всего мужчин, вытеснят их души из тел и начнут охоту на беззащитных жителей. Больше трёх-пяти дней они на поверхности прожить не способны. Зато за отпущенный срок могут перерезать полгорода.

К утру мне удалось обогнуть пропасть и возвратиться на старый тракт, за следующий день – преодолеть два больших завала. Упрямство и гордость не позволяли позвать на помощь, отправить Нюку в город. Я был уверен – горгулье всё равно не поверят, пристрелят, как небывалую зверушку. Нюка так не считала, но долго спорить не решилась – устала.

К закату я был готов расписаться в собственной беспомощности. Путь, который в былое время по хорошей дороге экипаж покрыл бы часа за три-четыре, я не мог осилить за двое суток.