Рошани Чокши: Бронзовые звери

– Полагаю, инкрустация каменного пола выполнена в стиле космати , – заметил Руслан, указывая на порог у двери. – Великолепно, не правда ли?

Северин не мог отвести глаз от тела, распростершегося на причале, кровь еще дымилась в холодном воздухе. Его ладони вспотели, напоминая об ощущении горячей и липкой крови Тристана на его коже, когда он прижимал к груди тело брата. В голове всплыли слова матриарха: Прежде чем довериться тебе, он станет проверять тебя.

С трудом проглотил ком в горле, заставив себя мысленно вернуться к Гипносу и Лайле, Энрике и Зофье. Они рассчитывали, что он отыщет карту, которая приведет их в храм под островом Повелья. Указания в мнемоническом устройстве, оставленном ему бесчувственной Лайлой, были абсолютно понятны: через три дня они встретятся в условленном месте в Венеции. К тому времени они должны разгадать загадки матриарха и выяснить, где находится карта. Если же нет, он сам должен найти ответ. И как только у него появится ответ, Северин должен найти способ избавиться от Руслана.

– Да, красиво, – ответил Северин, вскинув бровь. А затем сморщился: – Однако запах крови едва ли сочетается со зловонным венецианским воздухом. Ладно, пойдемте, пока он окончательно не испортил нам аппетит. Однажды настанет день, когда нам потребуются более изящные жертвоприношения, чем кровопролитие. – Руслан в ответ улыбнулся, взмахом руки приглашая его внутрь.

Рука Северина задрожала. Он крепче прижал большой палец к твердым хрустальным струнам божественной лиры. Он до сих пор помнил, каково это, касаться этих струн окровавленной рукой… словно пульс вселенной прошел сквозь его тело. Лишь в его руках лежал сейчас ключ к вратам божественного.

И всего через каких-то несколько дней Северин Монтанье-Алари станет богом.

Никогда еще Лайла не чувствовала себя столь одинокой.

Пещеру сковывал обжигающий холод. Осколки сосулек устилали пол, и в зловещем голубоватом сиянии снежных стен раздавленные крылья мнемонического жука кровоточили размытыми водянистыми радугами. Горло сдавило, и она изо всех сил стиснула зажатый в ладони алмазный медальон, вздрогнув от сильной боли, когда его острые грани впились в кожу.

С тех пор, как час назад Северин ушел вместе с Русланом, она ни разу не шевельнулась. Ни разу.

Лайла не сводила глаз с тел Энрике и Зофьи, распростершихся на льду менее чем в трех метрах от нее. Ей не хотелось оставлять их, но и приближаться к ним она тоже не испытывала желания. Если бы она прикоснулась к ним… если бы закрыла им глаза, чтобы их смерть напоминала сон… это было бы подобно тому, как разбить хрупкую оболочку забытья. Одно прикосновение, и этот кошмар станет реальностью. А этого она не могла допустить.

Она не могла позволить себе принять правду: Северин всех их погубил.

Он пронзил кинжалом Энрике и Зофью. Возможно, точно так же он поступил и с Гипносом. Бедняга Гипнос, подумала Лайла. Она надеялась, что он по крайней мере был убит ударом кинжала в спину и умер, не узнав, что человек, любви которого он жаждал больше всего на свете, предал его.

Северин понимал, что нет нужды подвергать Лайлу той же участи. В то время он не мог ничего сделать с ней, что не было запланировано. Лайла закрыла глаза и увидела холодные, фиалковые глаза Северина, смотрящие на нее, когда он вытирал кинжал о грудь своей куртки со словами: «Она в любом случае скоро умрет».

Блик света упал на ее гранатовый перстень, число, изображенное внутри драгоценности, невозможно было не заметить: Десять. Это все, что ей осталось. Десять дней до того, как механизмы Творения, скреплявшие ее тело, распадутся и ее душа улетучится.

Возможно, она это заслужила.

Она всегда была слишком слабой, слишком всепрощающей. Даже после всего она позволяла ему, нет, желала , прижать его к себе и заставить их сердца замирать от поцелуев. Возможно, это было благословением, что он не играл на божественной лире, а иначе как бы она смогла жить спокойно, зная, что во всем поддерживала монстра?

Монстра, не Маджнуна, сказала она себе.

И все же какая-то эгоистичная часть ее существа страдала от понимания того, как она была близка к жизни. Она цеплялась за каждую нить, которая могли бы ее спасти, но они не поддавались ей.

Северин поступил очень жестоко, пожелав показать ей все. Зачем еще он оставил мнемонический жучок рядом с ней вместе с бриллиантовым медальоном, который как-то использовал, чтобы призвать ее? Лайла еще раз ударила по разбитым крыльям мнемонического жука, глядя, как воспоминания, хранившиеся в нем, вырвались наружу со вздохом. Снова и снова она колотила жука о лед, охваченная неистовым желанием уничтожить все воспоминания о Северине.