Фатима Шарапова - Струны души

Устав глядеть в одну точку, я накрыл покрывалом спящего друга, встал и пошел обратно на кухню. Сна не было ни в одном глазу. Кот залез в раковину и облизывал кран.

Я налил ему воду в чашку, подключил зарядку ноутбука к розетке и запустил загрузку системы. Нужно было как-то отвлечься. Лучше всего для этого подходила расшифровка картины Ботичелли.

Струна 2

Пережитый скачок адреналина разогнал сон, но уставший мозг было не обмануть. Пару минут ушло на бессмысленное созерцание обоев рабочего стола, прежде чем дошло с чего следует начать поиск.

Только вместо запроса «что использовали до нот» я вбил в поисковик данные какой-то из статистик, составленных мною для рабочей статьи. Очнувшись, быстро исправил ситуацию и принялся вчитываться в сниппеты. Недолго думая прокрутил к началу и открыл Википедию.

«До нот в европейской музыке использовались особые знаки – невмы», – гласило первое предложение в разделе История. Слово «невмы» было активной ссылкой, и я перешел.

Как оказалось, невменная нотация использовалась в Средневековой Европе «главным образом для записи церковной монодической музыки – григорианского хорала». Среди стран активно использующих подобного рода нотацию числилась Византия, Русь и Армения.

Невмы не указывали на высоту звука и его длительность. Они всего лишь напоминали об уже разученной заранее мелодии. Это вызывало некоторого рода сложности, но я почему-то продолжил изучение статьи, точнее прокрутил в самый низ, где стройными рядами выступали изображения невм. Ромбики, квадратики с черточками мало чем напоминали современные изящные округлые ноты. Под каждой картинкой имелось название знака на латинском языке. Я тут же открыл картину Боттичелли и стал искать сходство с невменной нотацией.

В первую очередь, на что я обратил внимание – это жесты рук. Полное незнание музыкальной грамоты вызывало страх перед исследованием, поэтому лучшей стратегией, на мой взгляд, было использование предыдущего опыта.

Меркурий с поднятой вверх рукой напоминал climacus, а точнее эпиземированный climacus.

Кружащиеся Грации с переплетенными руками ясно давали понять – их нельзя рассматривать как нечто отдельное, поэтому к ним как раз подходил subpunctis. Но если следовать за ритмом раз-два-три-раз, то их руки походили на torculus, clivis и pressus.

Венеру с Амуром я видел как scandicus или эпиземированный torculus.

Флора и Хларида вместе составляли porrectus.

Зефир был похож на quilisma.

Мне хотелось более подробно прочитать про невмы. Я закрыл единственную активную вкладку со статьей Википедии и мой браузер закрылся вместе с ней. Приняв это как знак свыше, отключил ноутбук и решил заварить чай.

Чайник как всегда оказался пуст, пришлось набирать и ставить. Я сам не заметил, как под мирное гудение электрочайника положил голову на стол и уснул.

***

Удивительно, какой громкой бывает тишина. Ты просыпаешься не из-за душераздирающих сигналов потревоженного автомобиля, криков за стеной или работающего перфоратора, ты пробуждаешься из-за звона в ушах, звуков своего дыхания или человека, сидящего напротив и легонько постукивающего подушечкой пальца по мягкой скатерти кухонного стола.

Три часа сна за кухонным столом не могли пройти без последствий. Рука, выполняющая роль подушки, по ощущениям превратилась в чужеродный объект, легкие требовали больше кислорода, а спина – справедливости.

Совершив парочку глубоких вдохов и выдохов, я оглядел размытый интерьер и попытался вспомнить, каким чудом мое бренное тело очутилось на кухне, ведь последним отчетливым воспоминанием было шествие в сторону спальни.

Я протер глаза и наткнулся на силуэт человека. Он сидел напротив меня, мягко постукивая по столу пальцем. Его взгляд был устремлен в коридор. Ощутив на себе интерес с моей стороны, человек повернулся ко мне, улыбнулся уголками губ и столкнул по столу ладонью. Я застыл.

Тысячи тонюсеньких иголок беспощадно кололи мою затекшую руку. Это мерзкое ощущение было пропитано явью, но не объясняло, почему я вижу перед собой давно почившего незнакомца.

– В-в-вы же умерли! – не узнал я свой голос.

– Рома, ты че? – такой невинный вопрос заставил меня подскочить, опрокинуть стул, судорожно дыша, пятиться назад.

«Откуда он знает мое имя? Откуда?» – билось в затравленном разуме. Натолкнувшись на сиденье стула, под обиженный звон чашек я больно приложился копчиком о край «посудного» стола.

– Рома, ты чего? Это я…Михаил.