Купава Огинская - Хранительница. Памятью проклятые

Город дремал, кутаясь в густой, влажный туман, поражая воображение своей гнетущей, безнадежной серостью.

Под козырьком подъезда, стоял мужчина, лениво куря и стряхивая пепел прямо в лужу у своих ног. Мешая густой от влажности воздух с едким сигаретным дымом, он с осуждением оглядывал двор.

– Разве ж это весна? – оживился при моем появлении, даже тяжелую, тугую дверь придержал, помогая выйти. Видя во мне возможного благодарного слушателя и от того ощущая робкую радость, он заметно приободрился. Мужику очень хотелось поговорить. – Осень самая настоящая, скажи.

Я спешила, а потому ограничилась неразборчивым:

– Угу.

Не весна, тут не поспоришь. Май на дворе, а такое чувство, будто в ноябрь попала.

Зонтик раскрылся с тихим щелчком и приятным шорохом, подарив этому серому дню чуточку яркости. Зонт у меня был веселенький, очень примечательный, непередаваемого цвета бензиновой лужи, с улыбающейся мордой Чешира и совершенно несерьезными ушками. Хороший зонт, правильный.

Конечно, были подозрения, что Крис мне его на хорошее настроение заговорила – ведь каждый раз открывая зонт, я чувствовала непонятную радость, – но даже если и так, я была ей очень благодарна. В такую погоду немного хорошего настроения было бы не лишним.

Перепрыгивая через лужи и глядя исключительно себе под ноги, я неслась вперед и чуть не налетела на женщину. Прячась под широким черным зонтом, она пробежала мимо меня, прижимая к себе сумку, а за ней темной полупрозрачной тенью тянулись ее мысли. Тяжелые, безрадостные, очень бытовые и такие невыносимо тоскливые. Вильнув в сторону, не желая касаться этого печального облака, я случайно наступила в лужу, коротко ругнулась и невольно обернулась вслед женщине. По-настоящему видеть я научилась чуть больше недели назад и все еще не могла к этому привыкнуть.

Женщина скрылась за поворотом, и я продолжила свой путь к метро. Чтобы, проехав две станции, пересесть на другую ветку, выстоять еще семь станций, так как по утрам сидячих мест не было в принципе, и попасть-таки в родной, сидевший уже в печенках университет.

Таисия Карбековна не отвечала на телефонные звонки уже неделю, и это было странно. Настолько странно, что я даже не поленилась лично съездить в деканат и узнать, что с ней случилось. Я ждала ее звонка, отсылая презентацию на утверждение, но так и не дождалась, потому позвонила сама… вот только трубку никто не брал. Ни утром, ни днем, не вечером. Все семь дней подряд. Это очень напрягало, и я просто не могла не попытаться выяснить, что происходит.

Ворвавшись в гулкое, просторное помещение, холодное, состоящее из плит, камня и дерева, я привычно замерла на мгновение, впитывая в себя этот краткий миг прохладного, молчаливого величия. Сейчас шли занятия, и здание факультета будто вымерло, только знакомая, вечно сонная женщина, притаившаяся за стеклом своего наблюдательного пункта, дремала на стуле, сторожа ключи от аудиторий.

Вдохнув полной грудью привычный запах знаний и готовящегося обеда, я поспешила на второй этаж, в деканат.

Дверь деканата, как всегда, была открыта, секретарь – моложавая женщина сорока лет – сидела за компьютером, что-то увлеченно на нем выщелкивая.

Уже привычно постучав по косяку, я изобразила на лице запредельную радость от встречи… которая продержалась не больше минуты: сложно продолжать улыбаться, когда тебе совершенно искренне и с полной верой в свои слова заявляют невозможное:

– У нас никогда не работала никакая Таисия Карбековна, – секретарша, имени которой за все четыре года я так и не смогла запомнить, не врала, уж что-что, а ложь почувствовать я бы смогла, знаний и сил для этого было достаточно, – ты что-то путаешь.

– Но… кто же тогда мой руководитель?

После недолгой битвы с компьютером нужный файл с перечнем дипломников и их руководителей был найден, а мне совершенно спокойно сообщили:

– Тарсук Екатерина Евгеньевна.

Это была неправда, я это точно знала, но покорно пробормотала:

– Спасибо.

Из кабинета я вылетела, забыв попрощаться. Слишком спешила, мне срочно нужно было на первый этаж. К стендам.

Я точно помнила, что Таисия Карбековна отличилась в прошлом году на какой-то конференции и теперь красовалась на одном из стендов, как почетный преподаватель университета. Вернее, красовалась раньше. Сегодня место, которое гордо занимала ее фотография, пустовало.

Рука сама собой потянулась к телефону.

Глеб ответил почти сразу: