Кристина Ивашкина - Механическая молодость

– Миссис, Вы уже готовы умываться? С утра доставили посылку для Вас. Думаю, Вы хотели бы взглянуть. Судя по большому банту и бумаге, в которую была завернута коробка, он очень дорогой.

– Что ж ты раньше меня не разбудила?

– Вы сами велели…

– Надеюсь, муж мой посылку не видел?

– Конечно, нет, мы по обыкновению занесли ее через кухню и спрятали в гостевой гардеробной. Там уже никто давно не останавливался, так что я подумала – туда точно никто не сунется. Ну а господин совсем на ту половину не заглядывает.

– Умница. Набери мне ванну и принеси подарок. Альберт у себя?

– С ночи не выходил из мастерской. Вчера поздно вечером к нему прибыл какой-то господин, они сразу же заперлись там. Два раза выходили, чтобы попить кофе с сэндвичами, но потом сразу же закрывались снова. Примерно с четырех утра не видели ни его, ни гостя.

– Очень странно, он привык завтракать в одно и то же время. Да и не припомню, чтобы он когда-либо позволял себе не спать всю ночь.

Впервые за долгое время в Елизавете пробудилась искра интереса к собственному мужу. Слишком уж он не похож на себя самого.

– Сейчас наберу для Вас ванну, – горничная решила не продолжать разговор о муже своей госпожи, ту ее часто раздражало.

– Нет, погоди. Я спущусь сначала к мужу, посмотрю, как у него там дела.

– Как прикажете.

Горничная немного поклонилась и ушла, оставив на спинке кресла свежий халат. Елизавета умылась, привела себя в порядок, как того требовали приличия, и поспешила по лестнице вниз, на первый этаж, прямо к мастерской. Этот дом, который много лет принадлежал семье Альберта, совсем не коснулись изменения, царившие в общественной жизни. Женщина много слышала о технических новинках, которые давно были в ходу, и даже видела некоторые из них, но хотела, чтобы дом оставался в своем первозданном виде, порой даже в ущерб функциональности. Конечно, она понимала, что от изменений ей не скрыться, рано или поздно мир возьмет свое, но предпочитала до тех пор оставаться в своем красивом аристократическом мирке. Тем не менее, со временем все больше и больше комнат обрастали нововведениями, но пока еще они все органично вписывались и не раздражали глаз.

Чем ближе она подходила к мастерской, тем больше понимала, что все звуки оттуда звучат удивительно ритмично. Создавалось впечатление, что это не человек работал каким-то инструментом, а сама по себе работала какая-то машина. И это вполне могло оказаться правдой, учитывая, сколько времени Альберт там что-то собирал. Да еще и какой-то незнакомец… Елизавета и представить не могла, кто именно это может быть. Порой она видела, как тот или иной джентльмен интересовались работой ее мужа, но никто настолько не был увлечен, чтобы оставаться на ночь. Кроме императора, но даже тот не стал бы приезжать ночью, да еще и запираться в мастерской так надолго. Он был скорее наблюдателем, чем активным участником, и кроме того, щедро спонсировал научные изыскания Альберта.

Дверь мастерской была обита железом и смотрелась как что-то невероятно инородное в этом королевстве пушистых ковров и старинных картин. Потому Елизавета ненавидела сюда приходить. Со временем все это крыло перешло в полную и безраздельную власть мужа, тогда как другое досталось жене. Они об этом не договаривались, это произошло будто само собой. Потому женщина уже очень давно не приходила в эти коридоры. К счастью, прислуга все равно содержала в порядке все помещения, независимо от того, насколько это необходимо здешним обитателям.

Елизавета постучалась в дверь, что вызвало просто оглушающий грохот по всему поместью. Ответом ей была тишина. Точнее, звуки были, конечно, но с тех пор, как она подошла, они никак не изменились. Этот факт еще больше нагонял мыслей о том, что внутри никого нет. Женщина подождала с минуту, после сказала:

– Альберт, что за игры ты удумал? Всю ночь не спал, да еще и теперь не отзываешься? Я очень, очень недовольна таким поведением!

Обычно от такого тона мужчина терялся, извинялся и сразу же бросался исправлять все то, что он натворил. Или то, что думала жена, он натворил. Альберт вырос в интеллигентной атмосфере, где все друг с другом обращались уважительно, никто никогда не был наказан. Даже повышенного тона он никогда не слышал. Конечно, бывало, что родители были не согласны друг с другом или злились на маленького Альберта, но они никогда не выходили из себя, а все претензии высказывали предельно корректно. И вот теперь несчастный мужчина временами сталкивался с таким потоком эмоций, криков и временами даже слез, что это просто выбивало его из колеи, хотелось сбежать куда-то далеко-далеко.