Умар всхлипнул от радости, заулыбался.
– Шанс? Какой шанс?
Старик снова прикрыл уши, покивал головой мыча басом, потом вернул руки на стол, направил лицо на гостя, будто готовился сказать что-то неприятное.
– Ты ведь знаешь, чтобы получить свое, нужно выполнить условие?
– У меня есть некоторые сбережения, я могу заплатить!
– Не я ставлю цену, – старик прокашлялся, – голоса назвали условие, готов ли ты выполнить это ради своей цели?
– Я готов на все, чтобы наконец стать богатым и достойным представителем общества. Когда же я наконец пройдусь по алее славы с гордо поднятой головой?
– Ты должен убить женщину.
Умар сморщился, улыбка исчезла с лица, будто его обозвали самым непристойным словом в мире.
– Убить человека? – старик кивнул, – но кого именно?
– Ты сам должен выбрать кого, и когда, и как. Я лишь назвал, что нужно сделать.
– Я-я… Я ни за что этого не сделаю! – повысил тон парень и встал из-за стола, – это оскорбительно, возмутительно! Сэр, вы прямо говорите мне о преступлении, об убийстве!
Старик хрипло хихикнул.
– У каждого желания своя цена. Чем значимее для вас желание, тем сложнее будут условия.
– Что-же за адские демоны шепчут вам об этом?
– Не знаю, – Ландфил и правда не знал. Еще будучи ребенком, он оказался в страшном пожаре, в котором его объятое пламенем тело горело, кровь в жилах кипела, а ногти и глаза плавились. Никто не верил, что он выживет, он бы и сам не поверил в это, если бы видел себя со стороны. Голова трещала от собственного вопля, криков семьи и прислуги – весь мир вдруг затих. В годы реабилитации, он слышал лишь звенящий свист в голове, а позже, когда слух стал восстанавливаться, появились странные, неразборчивые шепоты. Он решил, что эти голоса сохранили ему жизнь, но позже они стали сводить с ума, отравляя еще больше все дальнейшее, мучительное существование, пока однажды он не решил разобраться в том, что они значат. Ландфил начал запоминать каждое слово, каждый тон этих шепотов, как будто учил язык дикарей. Когда слова стали более-менее разборчивыми, он начал говорить с ними, и в тот момент понял значимость этого дара. Или проклятия.
– Я ни за что не стану убивать невинного человека ради своих целей.
– Как скажешь, – устало произнес старик, – эта привычка есть только у правителей.
***
Молодые люди стояли в тени трехэтажного, каменного дома почти в центре города Аркан. Котлер осмотрелся и заметил, как немногочисленные прохожие обходят этот дом стороной и косо взирают на них.
– Это здесь? – дрожащим голосом спросил Котлер, с толикой надежды на то, что они ошиблись местом.
– Да, здесь, – ответил Чатлер, развеяв надежду.
– Ты уверен?
– Абсолютно.
День был солнечный, цвела весна, но вокруг этого дома расстилалась тень. В размерах он был как три дома Котлера вместе взятых, однако без прикрас; стены простые, без выгравированных фигур, узоров, даже без цветов на подоконниках. Просто темные, сырые стены и окна, что в целом напоминает больше коробку, чем чье-то жилье.
– Дом графа Ландфила, – подчеркнул Чатлер.
– Он правда сгорел дотла?
Друг утвердительно кивнул.
– В Великом голодном восстании, мятежники спалили дом вместе со всеми, кто был внутри. На тот момент Сэр Ландфил был еще ребенком, говорят его тело сгорело до углей, и только боги знают, как он выжил, – Котлер издал нервный, писклявый смешок, озирая массивные стены, – позже мятеж подавили, дом восстановили, а граф Ландфил отдал почти все свое состояние в казну и навсегда отрекся от дворянских титулов.
Чатлер медленно и неуверенно поднялся по ступеням и постучал, напоследок обернулся на друга, тот косо посмотрел в ответ. Глухой звук эхом раздался изнутри, будто кроме пустых стен там больше ничего не было. Позже послышались торопливые шажки, замок отворился и в проем высунулась маленькая голова девочки, с волосами цвета грязи. Чатлер посмотрел на друга.
– Ну-же, иди.
Котлер вздрогнул, будто проснулся, снял кепку, поднялся по лестнице, девочка открыла дверь впуская гостей. Котлер вошел, обернулся, но друг остался снаружи.
– Ты не пойдешь?
– Ну, я, пожалуй, здесь подожду, – махнул он рукой с глупой улыбкой на лице.
– Скотина, – едва слышно, сквозь стиснутые зубы и натянутую улыбку прошипел Котлер.
Он нервно мял кепку из овечьей шерсти, взирая в темные углы кабинета и темные глазницы старика. При виде его изувеченного лица, Котлер почувствовал жалость, но в то же время и облегчение за себя, что он, по крайней мере, здоров.
Читать дальше