Наталья Минина - Фива

Фива ее не слушала. Сложив вещи в сумку, она только было два раза хлопнула в ладоши, как с неба полил дождь. Лизи встала и пошла за подругой. Остальные девчонки, как гиены окружили в кольцо дерзкую ораторшу, которая отчетливо понимала, что сейчас начнётся возмездие.

– Не оставляй меня с ними. Слышишь? Не уходи. Фива, ну вернись же!

Рыжая голова даже не качнулась в сторону голоса, полного отчаяния. Ни один мускул не дрогнул на её лице. Хлопнув еще раз в ладоши, она взяла за руку Лизи, которая вздрогнула от неожиданности при виде града с перепелиное яйцо, с грохотом внезапно посыпавшегося с неба на девчонок в конце двора. «Это тебе за Лизи. Это тебе за Фиву.», – так тихо, что даже идущая рядом подруга еле разобрала слова, произнесла она и больше за время пути не проронила ни слова.

Мне сложно писать о людях, которые мне непонятны. А Фива всегда была недосягаема. Нет, с нами, как с родителями лучшей подруги, она была вежлива, даже приветлива. Но понять её мне не удавалось. Сейчас я задаю себе вопрос, мог ли её разгадать хоть один человек? Возможно, ответ найдёт меня в процессе написания книги, и я смогу с вами поделиться откровением. Я никогда не встречала человека, похожего на неё. Нет, я вовсе не отрицаю, вероятно, такие люди есть, возможно мы дышим с ними одним воздухом. Вот только я с ними не знакома. Для меня Фива – единственная в своём роде. Уникум уникумов.

На мой взгляд (и скоро вы сами в этом убедитесь) все нити тянутся из прошлого. Как вы уже поняли, я человек не склонный к преувеличениям. Твёрдо стоя на земле, не решаюсь даже мысленно уноситься в мир мистики и фантазий. Всё намного проще. Я говорю о детстве: леденцово-карусельном детстве. А когда вы думаете формируется характер человека? Конечно, в том сладостном вафельном детстве, когда от родителей зависит всё. Да, именно тогда окружающие близкие люди несут в ладошках самое сокровенное – новую жизнь. И то, сколько раз они ее уронят, поранят, спрячут от сквозняков и сложит позже, уже в юности, в один крупный паззл характер человека.

Семья Фивы была несколько странной. Если не странной, то по меньше мере необычной. Точно не знаю, что у них происходило, но кое-что мне всё-таки известно. Рассказываю и вам. Отец Фивы – мистер Стивен был известным любимчиком дам. Ему осталось большое состояние от отца, который был знаменитым археологом с мировым именем. За постоянными разъездами он совершенно не успел заниматься воспитанием сына. А его супруга мать Стивена и наимилейшая женщина умерла, когда сыну было пятнадцать лет. Подростком он выбрал для себя путь наименьшего сопротивления. Он брал от жизни всё дурное, хотя отец оплачивал самую лучшую школу, дорогих репетиторов, кружки, секции, покупал модную одежду… У юноши было всё, о чём многие даже мечтать не смели, но он пошел по скользкой дорожке. И вот когда мистер Роберт исчез, да именно исчез , никто не знает, как это произошло, но все решили, что он погиб в одной из своих экспедиций, Стивен вошёл во владение домов, автомобиля и небольшого кафе, которое мистер Роберт купил для сына, пытаясь хоть чем-то заинтересовать непутёвого ребёнка. Со временем он стал еще расхлябаннее, стал приводить в дом женщин и много пил. Каждый раз, когда порог переступала новая девушка, Фива уходила. Надо отдать должное, отец всегда спрашивал, почему и куда она уходит, но Фива редко отвечала. Только однажды она пробурчала себе под нос, что ей становится душно, когда в доме чужой запах.

Помню, как вечером мы собрались за столом в саду. Ничего особенного: как обычно рисовая каша с поджаркой и несколько кабачковых оладий. Вижу, по улице бредёт Фива. Опустила голову. Да так опустила, что рыжая копна упала вниз, как перевёрнутый стог выжженного солнцем сена. Бредет и молчит. Открыв калитку, она зашла к нам, как к себе домой. Зашла, не поздоровавшись (она не считала нужным здороваться каждый день). Села рядом с Лизи и продолжала молчать. Тогда я принесла из кухни приборы, положила ей в тарелку всё, чем мы сами угощались, и спросила, почему она такая бледная. Она словно не слышала меня. Поела, попила с нами чая, потом встала и направилась в комнату Лизи. Там она тоже не проронила ни слова.

– Ты закончила? Не знаешь, Марго принесла журналы, или снова забыла? Фива, ты не знаешь?

– Знаю, что у меня в горле начинает жечь от запаха спиртного. Я задыхаюсь от запаха чужих духов. Меня душат они, – призналась подруге Фива.

Ее лицо скривилось в смешной мине, она поднесла руку к горлу и одернула водолазку, после чего резко встала и закружилась на месте. Так же резко, она остановилась и села в реверансе перед Лизи, после чего направилась с подносом к выходу и, найдя руку подруги, весело зашагала вниз по лестнице, зная, что Лизи рядом. Ей было всё равно, что окружающие видят её. Нет, это никогда не беспокоило её. Она была свободна, но не легка. Иногда мне казалось, что она всей душой чувствовала ношу своего существа и осознание этого тяготило ее. Но изменить что-то и измениться самой не представлялось возможным.