Валерий Пылаев - Горчаков. Титулярный советник

В голосе Лены плескалось столько яда, что хватило бы утопить голубя. Имя спутницы было, разумеется, прекрасно известно – и читателям, и уж тем более той, кто на днях сдал в редакцию целую статью. Весь этот спектакль разыгрывался исключительно с одной целью. Побольнее ткнуть Настасью, в очередной раз напомнив ей: знай свое место, крепостная.

– Мы с его сиятельством – деловые партнеры. Не думаю, что подобное стоит непременно доносить до почтенного Александра Константиновича.

Ну будь мои руки частично заняты, я бы, пожалуй, поаплодировал Настасье. Она не только не стушевалась и не сорвалась, но и подыскала ответ, лучше которого я бы не придумал и сам. Но и Лена не собиралась сдаваться: тут же развернулась, нацелила фотоаппарат и бесцеремонно щелкнула вспышкой Настасье прямо в лицо.

На лестничной площадке перед большим залом тут же стало теплее. Градуса на два или три.

– Вы представитесь, сударыня? – В руках Лены появился блокнот. – Расскажете, как и где познакомились с князем Горчаковым? Правда ли, что раньше…

Терпеть подобное, разумеется, было попросту нельзя. Покрепче взяв Настасью под локоть, я решительно шагнул к двери – и Лене пришлось отступить.

– Прошу прощения, – с нажимом произнес я. – Нас уже ждут. Позвольте пройти, сударыня.

Лена убралась с дороги, лишь напоследок удостоив меня презрительным взглядом. Вздумай она продолжать перегибать палку – я бы, пожалуй, попросил хозяев вывести ее вон.

И вряд ли бы мне отказали в такой милости.

– Что это за девица, благородие? – недовольно поинтересовалась Настасья, когда мы отошли на несколько шагов.

– Да так… – Я неопределенно пожал плечами. – Репортерша.

– Чикса какая-то. А как смотрела на тебя… волосы бы ей повыдергивала.

Я промолчал. Настасья вряд ли могла встречать Лену – и до нее уж точно не дошли бы слухи, даже если бы таковые имелись. Но чуйка не подвела.

– Вроде в первый раз ее вижу, благородие. А она мне уже не нра…

– Тихо! – Я остановился, стискивая Настасьины пальцы. – Что это?

Похоже, сработало чутье Одаренного. Когда я замер, вслушиваясь в многоголосый шелест дворца, доносившийся и с лестницы, и из зала, ничего особенного еще не происходило.

И только потом загрохотали выстрелы.

Без особых раздумий, я тут же метнулся в сторону, утягивая Настасью за собой. Когда еще ничего не понятно – нет ничего хуже, чем стоять в дверном проеме, который на раз простреливается со всех сторон.

Впрочем, даже такой маневр не слишком-то облегчал жизнь: судя по шуму, стреляли и где-то внизу, на первом этаже – и прямо в зале, в дальнем конце. Через несколько мгновений к хлопкам и винтовочной трескотне присоединились и другие звуки: в ход пошла убойная магия.

На мероприятии у Юсуповых собралось достаточно старых и могучих Одаренных. Их суммарной силы вполне хватило бы превратить в тлеющие головешки весь центр Питера. Андрей Георгиевич не зря говорил, что против боевого мага пятого класса и выше любое оружие превращается в беспомощную игрушку.

Кто-то имел глупость полезть с винтовками и пистолетами на целую толпу Одаренных аристократов, и несчастных безумцев уже должны были смять, уничтожить, развеять в пепел или нарезать в капусту за считанные мгновения… но не смяли.

И я, кажется, уже догадывался – почему.

– Что там такое, благородие? – Настасья дернулась в моих руках. – Стреляют?!

– Ага. Еще как, – проговорил я. – Тихо!

Я понятия не имел, что творится, но уже сообразил, что все это явно не случайность, а тщательно спланированная операция. Выстрелы в зале почти стихли – зато их тут же сменили крики и топот ног. Толпа в две-три сотни человек из столичной знати предпочла отступить – и буквально превратилась в стадо. Мимо нас мчались кавалеры и дамы в роскошных платьях. Кто-то кричал, падал, поднимался… а кто-то оставался лежать, заливая кровью роскошный паркет. Озверевшие от ужаса люди без стеснения топтали раненых, толкались, мешая друг другу, – но и тех, кто все-таки успевал выбраться на лестницу, похоже, ждала незавидная участь: на первом этаже трескотня выстрелов только усилилась. Кто-то закусился очень крепко, и ни одни не собирались уступать.

А я не собирался геройствовать. Во всяком случае, до того, как разберусь хоть в чем-то. Ломиться вниз и пробиваться на улицу – почти самоубийство. В зал? Уже лучше, но, судя по гомону и женским визгам, тоже небезопасно. Оставаться на месте – бессмысленно. Неплохо бы хоть как-то осмотреться, но сначала…