Яна Ткачёва - Круги на воде

Зима тихо вторила ему мелодичным высоким смехом, чуть удивленным и радостным. Они застыли, глядя друг на друга, и наблюдать за ними в этот момент казалось почти неприличным – столько всего говорили их глаза.

– Я знаю твое имя, – нежно прошептал парень. – Я так…

Внезапно и без того бедный солнечный свет заслонила тьма. Сгустились тучи, и прогремел раскат. Зима испуганно вскрикнула, вскидывая голову к небесам. Грозному могущественному голосу, звучавшему отовсюду разом, вторили удары молний. Один за другим разряды били в мост, заставляя Осьмого и Зиму метаться из стороны в сторону.

– Что! Здесь! Творится! Моя! Собственная! Дочь! Как! Ты! Посмела!

Девушка согнулась и завыла, тряся в ужасе головой и прикрывая ладонями уши. Осьмой пытался поднять ее на руки, опасаясь очередной молнии. Казалось, что голос действует на Зиму гораздо сильнее, чем на него. Мост сотрясался, и воды Смородины поднялись дыбом, расплескиваясь далеко за пределы своих владений. Увидев, что несколько волн закатились на мост, Зима оторвала руки от головы и наконец выпрямилась во весь свой небольшой рост. Как бы это смешно ни выглядело, она пыталась закрыть своим телом юношу, хотя еле доставала ему до плеча. Во́ды реки забрызгали платье Зимы, прожигая в нем дыры, но не нанося вреда телу.

– Отец! Отец, перестань, прошу тебя! – закричала она, пытаясь заглушить раскаты грома. – Я готова понести наказание!

Тучи расступились, гром стих, и засияли яркие лучи солнца, под которыми река будто стала мельче, а деревья жадно устремились навстречу живительным лучам. Прямо с неба в сияющем свете спускался могучий мужчина, волосы и длинная борода его были белы, как легкие облака в погожий день, но до старца ему было далеко. Одежды его отражали свет солнца, но сияние это не распространялось дальше чем на локоть от мужчины. Смотреть на его лицо было почти больно. Виной тому был гнев, исказивший красивые черты и глаза, из расплавленного серебра которых вылетали искры. Мужчина сжимал золотой молот, а за спиной его висел колчан, наполненный сверкающими молниями, похожими на стрелы. Во всём этом сиянии и великолепии сложно было заметить спутника белобородого. Высокий и стройный, закутанный в темную накидку, второй мужчина казался совсем невзрачным. Вокруг него вилась тьма, закручиваясь в причудливые воронки, и лишь застежка под подбородком нет-нет да отражала сияние, исходящее от его величественного предводителя. Легким движением руки мужчина в накидке скинул капюшон. Показались рыжие волосы и красивое лицо, тонкие черты которого выражали смирение и сочувствие, но в зеленых глазах тлел нехороший огонь.

– Как ты посмела нарушить закон?! – прогрохотал мужчина в белых одеждах. – Ты-ы-ы! Предала наш род и дала смертному напиться Живой воды!

– Отец, – прорыдала девушка. – Это моя вина. Накажи меня, но отпусти его. Я умоляю тебя!

– Ты опозорила меня! – прорычал мужчина. – Где это видано! Никогда в мирах не случалось подобного! У тебя была простая задача! Пропускай себе смертных в мир Нави!

– Да кто ты тако… – со злостью прокричал Осьмой, кидаясь на сверкающего мужчину, и отлетел в сторону от одного только взгляда.

– Как ты смеешь, смертный! – голос громовержца вновь возвысился, земля затряслась.

– Перун, дорогой брат, эти двое не стоят того, чтобы так неистовствовать, – раздался вкрадчивый голос. – Уничтожать их смысла нет. Такое наказание никому не послужит хорошим уроком.

Вперед выступил мужчина с горящими зелеными глазами. Он сочувственно вздыхал, качая головой, и ходил из стороны в сторону, наблюдая, как девушка обнимает немного оглушенного парня.

– И что же ты предлагаешь, брат? – пророкотал громовержец. – Давно ли ты был на их месте?

– В том-то и дело, великий и всемогущий: побывав на их месте, я знаю толк в хорошем наказании.

– Продолжай, – снисходительно отозвался Перун, и глаза его загорелись опасным жадным огнем.

– Отдай их мне, о величайший из богов! – воодушевленно произнес его брат. – Смертный более таковым не является, а дочь твоя… с ее умениями может служить мне и вовсе бесконечно. Их страдания и мытарства в мире Яви будут хорошим уроком для прочих желающих преступить закон.

Перун задумчиво потеребил бороду, гнев его поутих, и взгляд расплавленного серебра безразлично скользнул по дочери и ее избраннику.

– Так тому и быть, Велес, – заключил громовержец, щелкнув пальцами. – И чтобы подальше от моих глаз. С годами я стал менее терпим к… неповиновению.