Ольга Вешнева - Пленник золотой любви

Нет, моим мечтам суждено всегда принадлежать прошлому, а не устремляться в туманное будущее.

Любуясь своим отражением, я погладил подбородок, красиво завершающий овал лица. Наверное, когда-нибудь я себе разонравлюсь. Отыщу в наружности изъяны и зациклюсь на них, как принято у людей. Напишу в поэтическом дневнике, что энного числа, энного месяца две тысячи энного года вампир Тихон торжественно впал в депрессию. А пока я мог ненадолго взгрустнуть, мог годами жить будто в полусне, но по-прежнему не понимать сути этого тяжкого состояния.

Мне нравилась вечная жизнь, нравился окружающий мир, какой бы гадостью он порой ни попахивал (имею в виду выбросы из заводских труд промзоны). Мне нравился я сам – такой, какой есть. На днях я приписал к стихотворению о забытом чувстве любви:

Злодейства и невинную любовь –

Все перемелет мясорубка мира,

И вместе с фаршем она выдаст кровь –

А что, скажи, милее для вампира?

Да, я разучился любить и страдать от разлуки. Но разве это плохо?

Я открыл шкаф и вытащил из темных дебрей маек, джемперов, рубашек и брюк пестрый махровый халат. Пиджаков и галстуков я не носил, но соблюдал элегантность в выборе одежды. По дому не расхаживал в растянутой майке с трусами или потертыми спортивными штанами.

Выбирал темную одежду для прогулок не потому, что был в той или иной мере готичен, как представляет вампиров современная молодежь. У меня не было темных кругов под глазами, как у алкоголика. Моя светлая кожа не отливала синевой, а губы не имели неестественно красного оттенка. Тем не менее волочаровцы с первого взгляда отличали меня от человека. Поэтому я предпочитал оставаться в тени, сливаясь темной одеждой с чернотой ночи, а белой кожей – с лунными отблесками.

За век жизни в деревянной избе я не превратился в Плюшкина и регулярно избавлялся от хлама. Очень немногие вещи, хранившие память о своем времени, оставались со мной надолго. В число самых дорогих сердцу вещиц вошли ушастый будильник времен Брежнева и резная фоторамка времен Хрущева с фотографией, где я в белой хлопковой рубашке, сатиновых шароварах и парусиновых ботинках позировал на фоне кукурузного поля как напыщенный партийный начальник.

Я надел удобный широкий халат, бросил свитер и джинсы в ведро из-под финской штукатурки, его приспособил для сбора нуждавшейся в стирке одежды. Разбирая каракули на ведре, я вспоминал одну из бывших жен – вампиршу финского происхождения по имени Регина. Видел как наяву яростные огни ее зеленых глаз и слышал бранные слова, которыми она меня одаривала с великой щедростью.

Вымыв руки под краном умывальника разновидности “Мойдодыр-1967” с широкой раковиной, я налил воды в электрический самовар и включил его в розетку.

Свет абажура спальни растворялся в темноте кухни, чуть поблескивая на самоваре и узком столике. Высокий белый холодильник и потертый табурет остались в сумраке. Я отодрал фанеру от маленького окна, впустил в дом серебристый блеск пасмурного утра. Очертание засыпающей луны проникло сквозь туман.

Найдет ли меня завтра Альбина? Или она успела забыть обо мне? В самом деле, зачем ей наши встречи? Известно, что за ней ухаживает перевертный волк Федор, с ним она учится на экологическом факультете ИНАЯ. Да и мало ли кто из ее собратьев наткнется при лесной пробежке на наши следы? Даже если мы увидимся вновь, Альбина не придет ко мне в нору.

Я долго старался не думать о том, как выглядело бы мое жилище, если бы в нем обитала деловитая хозяйка. Напрасно считал, что научился обходиться без женщины. Не следовало и дальше утешаться самообманом, что моя жизнь неплоха и полноценна, стирая в ушате одежду и отдраивая зловонной тряпкой скрипучие половицы. Я жаждал человеческой свободы, только не имел представления, как ее обрести.

Помимо свободы я жаждал крови, от переживаний разыгрался аппетит. Открыв холодильник, мельком взглянул на пятилитровые пластмассовые бутыли, которые ласково называл бадейками. На них виднелись таблички: “Корова голштинская” и “Бык мясной Лимузин”.

Выбрал небольшую банку с надписью: “Индюк с мини-фермы Улмино”. Птичью кровь я наивно считал диетическим блюдом, хоть и понимал, что жирный индюк из приусадебного хозяйства никогда в своей короткой жизни не сидел на диете.

Вампиру нежелательно есть днем, так же как человеку лучше не есть по ночам. Пищеварительная система спит, повинуясь биологическим часам. Обычно я питался раз в сутки, ночью, и за ужин у меня пустела пластиковая “бадейка” вместимостью от пяти до шести литров.