Алиса Буланова - Истинная для лютого

Понимаю, что надо бы рассказать ей правду. Но не очень хочется открывать ей все тайны этого мира. Эх, успей я всё провернуть всё до того, как растаял туман, не пришлось бы сейчас, ломать голову, как объяснить всё.

– Тогда отведите меня назад, – дрожащим говорит она.

– Не могу, – отвечаю я, хмурясь. – Надо ждать до следующего полнолуния.

– Чего? – омега вновь окидывает взглядом дом. – Вы, должно быть, шутите?

– Нет, я абсолютно серьёзен. Ты не сможешь покинуть это место и вернуться домой, пока не придёт полная луна.

Минуту-другую она думает о чём-то, глядя в окно за моей спиной, а потом в её глазах появляются слёзы.

– Да что это такое? – шепчет она себе под нос. – Почему мне так не везёт? Сначала препод – подонок, теперь маньяк-похититель…

Она закрывает лицо руками и начинает плакать. Не знаю, как утешить её, ибо даже не понимаю, чего она там напридумывала себе. Я сам не особо рад, что придётся держать её у себя целый месяц. Это только неудобно, но ещё и опасно. И для меня, и для неё. Ведь если мои сородичи узнают, что она здесь, то нас обоих ждёт незавидная участь.

Некоторое время она продолжает плакать. Я же возвращаюсь к своим обычным делам. Когда живешь в одиночестве в тайге практически всё твоё время уходит на то, чтобы обеспечить себя средствами выживания: едой, водой, полезными травами и разным расходным материалом, вроде стрел и дротиков. Заканчиваешь одно и тут же начинаешь другое, и так каждый день. Сейчас же у меня появилась ответственность за омегу. Так что нужно стараться вдвойне.

Я бросаю на неё любопытный взгляд. Чувствую нутром, что настроение её переменилось. Она всё еще всхлипывает, но тело её напряглось, а сердце забилось взволнованно и часто. Опять затеяла что-то. Я, сидя у стола, распутываю сеть, а сам боковым зрением поглядываю на дверь. Можно было бы дать ей побегать по лесу, чтоб она поняла, что я не шучу, и ей точно не выбраться. Но в моём медвежьем углу много зверья всякого. А она слабенькая, громкая, неуклюжая, оставь её без присмотра – и не миновать беды.

Не подаю вида, но внутренне готовлюсь к броску. С омегами, про всей видимости, нужна та же осторожность, что и с дичью. Моя пташка медленно и осторожно двигается к краю кровати, а потом в один момент подскакивает и бросается к приоткрытой двери. Я срываюсь за ней, но спотыкаюсь о намеренно опрокинутые ей на крыльце силки. Этой заминки ей хватает, чтобы перемахнуть через невысокую ограду и припустить сквозь деревья и кустарник куда-то в сторону полуденного солнца. Я понимаю, что бежать за ней – только подгонять, а потому присматриваюсь к следам. У омеги обувь на правой ноге чуть больше стоптана. Я прикидываю, в какую сторону её поведёт и куда она сама может свернуть с учётом местности.

Коротким путём иду к реке на юго-запад. Прислушиваюсь, различаю спешные шаги. Прячусь в деревьях и выжидаю. Очень скоро омега появляется в поле моего зрения запыхавшаяся и раскрасневшаяся, с расплетенной косой, усыпанной сплошь колючками и репейником. Стоит ей поравняться с моим убежищем, как я бросаюсь на неё и сбиваю с ног. Она верещит, будто я её ножом режу, брыкается так, что не ясно откуда такие силы взялись. Смотрит на меня дикими, ошалелыми глазами.

– Как?! Как ты тут?.. – только и может выговорить она, задыхаясь.

– Я живу здесь уже очень давно, – отвечаю я. – И тебе, если хочешь дожить до следующей полной луны и отправиться домой, лучше меня слушаться и больше не убегать.

Я чувствую, как она дрожит подо мной, чувствую её страх. Что-то опасное просыпается внутри меня. Загнанные в глубины разума волчьи инстинкты рвутся наружу. Я пока что сопротивляюсь им, сопротивляюсь этим горящим холодным огнём глазам, этому дурманящему аромату. Но как долго это продлится, я не берусь судить.

Всё же странные они, эти омеги. После возвращения домой забилась в угол, сидит, смотрит исподлобья. У меня от её напряжённого взгляда всё из рук валится. И как с ней говорить в такой ситуации, пытаться растолковать что-то? Сама вся в колючках, грязная, будто бездомный щенок. Я до этого не задумывался, но её ведь куда-то спать нужно будет положить. В свою постель я её в таком виде точно не пущу.

– Идём, – говорю ей и тяну на улицу. В сенцах из деревянного ящика достаю чесалку для шерсти. Не гребень, конечно, но сгодится. Омега смотрит недоверчиво, держится за косу.

– Это зачем? – спрашивает с опаской.

– Просто посиди смирно, я выберу репейник и собачки, – отвечаю я ей, усаживая на последнюю ступень крыльца.