Кассандра Клэр - Механический принц

Джем усмехнулся, поняв Тессу с полувзгляда:

– Городская девчонка!

Тесса рассмеялась:

– Я и правда размышляла, как странно родиться и вырасти в такой глухомани!

– Те края, где я вырос, не особо отличаются от этой глуши, – неожиданно откликнулся Уилл, немало удивив своих спутников. – И там вовсе не так безлюдно и одиноко, как кажется. Люди часто навещают друг друга, просто ехать чуть дольше, если сравнивать с Лондоном. Но уж и гостят они как следует – к чему тащиться в такую даль, если через день-два уже покидать радушных хозяев? Некоторые друзья жили у нас неделями.

Тесса смотрела на Уилла во все глаза – он так редко вспоминал свое прошлое, что девушке иногда казалось, будто его и не было вовсе. Джем тоже смешался, но быстро оправился от удивления:

– А я согласен с Тессой! Всю жизнь прожил в большом городе, постоянно в толпе. Да я бы ночей не спал, если знал бы, что я один – и на десятки миль вокруг никого нет!

– А в городе повсюду грязь, все дышат друг другу в затылок, – возразил Уилл. – Когда я впервые приехал в Лондон, то настолько уставал от постоянного мельтешения, что мне едва удавалось сдержаться – хотелось схватить ближайшего прохожего, заступившего мне дорогу, и нанести ему травмы, несовместимые с жизнью!

– С тех пор ты мало изменился, – не удержалась Тесса, но Уилл только прыснул от смеха, а потом резко умолк, вглядываясь в открывшийся их взорам особняк Рэвенскар.

Джем присвистнул, и Тесса поняла, почему издали были видны только каменные трубы: особняк стоял в глубокой впадине меж трех холмов, вокруг него поднимались почти отвесные склоны – казалось, он лежит в гигантской ладони. Тесса, Джем и Уилл глядели на него вниз с вершины холма. Само строение было большим и очень старым – огромная груда камней, которым много сотен лет. Подъездная аллея изгибалась дугой и вела к массивным дверям парадного входа. Признаков запустения не было и в помине – ни сорняков на подъездной аллее или дорожках к хозяйственным постройкам, ни выбитых стекол в узких высоких окнах.

– Здесь явно кто-то живет, – заметил Джем, озвучив вертевшиеся в голове Тессы мысли. Он начал спускаться по склону, заросшему высокой травой. – Может, если…

Вдруг послышался стук колес, и Джем не договорил. На миг Тессе показалось, что их кучер приехал за ними, но это был совсем другой экипаж – крепкая карета для дальних поездок миновала ворота и покатилась прямо к особняку. Джем быстро спрятался в траве, Уилл и Тесса присели рядом. Они увидели, как карета остановилась перед входом и кучер спрыгнул с козел, чтобы открыть дверцу.

Наружу выбралась девочка лет четырнадцати-пятнадцати на вид: еще слишком мала, чтобы носить взрослую прическу, судя по длинным распущенным волосам. На ней было простое синее платье, сшитое, однако, по последней моде. Кивнув кучеру, девочка замерла на лестнице и оглянулась, посмотрев прямо туда, где прятались Джем, Уилл и Тесса. Разумеется, их нельзя было заметить в высокой траве, но все же…

Они сидели слишком далеко, чтобы разглядеть ее, виден был лишь бледный овал лица в ореоле черных волос. Тесса хотела спросить у Джема, нет ли у него с собой подзорной трубы, но вдруг Уилл застонал – она никогда не слышала такого ужасного, исполненного невыносимой боли стона, будто сокрушительный удар выбил из юноши дух.

Но потом поняла, что это был не просто стон, а слово, и не просто слово, а имя. И не просто имя – он уже произносил его прежде.

– Сесилия!..

Двери огромного дома распахнулись, девушка вошла. Экипаж тряско прогрохотал по дорожке к каретному сараю, обогнув здание. Уилл, шатаясь, поднялся на ноги. Его лицо стало серым, как пепел погасшего костра.

– Сесилия… – повторил юноша с изумлением и ужасом.

– Да кто такая эта Сесилия?! – воскликнула Тесса, вставая с земли и стряхивая травинки и репьи с платья.

– Уилл… – Джем уже был рядом с другом и обнимал его за плечи. – Уилл, скажи что-нибудь! Ты будто призрак увидал.

– Сесилия… – Уилл глубоко вздохнул.

– Это мы уже слышали! – жестко сказала Тесса, изо всех сил стараясь спрятать раздражение. Нельзя разговаривать так с человеком, который утратил душевное равновесие, да к тому же упорно смотрит в никуда, периодически бормоча лишь одно слово: «Сесилия».