shellina - Северус

Ворон открыл глаза и уставился на нависающий балдахин. Сердце бешено стучало, во рту было сухо. Он никак не мог понять, что это было.

— Ничего себе сон, — пробормотал он и закрыл глаза, собираясь спать дальше.

— Снейп, — в темноте спальни раздался дрожащий голос Мальсибера. — Ты спишь?

— Глупый вопрос, а если бы я сказал, что да?

— Мне такой странный сон приснился, — балдахин распахнулся, и трясущийся слизеринец сел на кровать Ворона. — Какой-то призрак, дракон, а еще… будто мы теперь должны по-хорошему общаться с этими грифами ненормальными, чтобы желание какое-то сбылось… чушь, да?

— Чушь, — согласился Ворон, понимая, что их ночное приключение не было сном. — Как мы можем с грифами дружить? Это нонсенс. Иди спать.

— Да, отличная идея. Хорошо, что завтра суббота, можно поспать подольше, — и Мальсибер нырнул под одеяло на своей кровати.

— Что за история, — пробормотал Ворон, задергивая полог и закрывая глаза. — Хорошо, что завтра суббота.

Ворон лежал на кровати и рассматривал потолок. В Малфой-мэноре потолки были расписаны не во всех комнатах, но в той, куда определили его, над головой резвились пухлощекие младенцы с луками и стрелами.

Три дня рождественских каникул он должен был провести именно здесь. Люциус каким-то удивительным образом сумел убедить отца, чтобы тот пригласил Снейпа, и даже соизволил отослать письмо матери Северуса, предупреждая ее, что сын прибудет позже.

Ворон же больше всего боялся как раз поездки домой и встречи с родителями Северуса. Чтобы не паниковать раньше времени, он принялся вспоминать события последних месяцев.

После отъезда пребывающей в расстроенных чувствах комиссии Ворон не удержался и спросил у старосты:

— И что они решили?

— Пока ничего. Сейчас подготовят отчет для совета попечителей. Затем совместный отчет в Министерство… Долгая это канитель. До начала следующего учебного года ничего не решится. Если и будут какие-нибудь изменения, то уже в следующем году.

Ворон тогда только кивнул, он еще не отошел от шока из-за того, как далеко зашла его шутка.

Учеба вошла в определенный ритм, но валет все еще предпочитал не пользоваться палочкой, отчего у него были проблемы с трансфигурацией. А еще у него никак не проходило чувство неудовлетворенности на уроках зелий. Он даже подошел к профессору Слагхорну, но не смог внятно сформулировать свои ощущения. В конце концов, Слагхорн решил, что не мешает позаниматься с настырным учеником дополнительно, но только после Нового года, когда на основных занятиях ученики пройдут всю положенную технику безопасности. Хотя многим студентам этого было недостаточно, и несчастные случаи происходили регулярно — вплоть до седьмого курса.

С Флитвиком Ворон занимался в прежнем режиме. Он хотел уговорить профессора давать уроки почаще, но маленький декан Равенкло был непреклонен: два дополнительных занятия в неделю для первокурсника было, по его мнению, достаточно. Мнение самого Ворона в этом вопросе не учитывалось.

Валет перевернулся на бок. Вид младенцев на потолке начал его раздражать.

Хотя комиссия уехала, не сообщив о результатах проверки, слухи про то, что факультетские помещения в следующем году упразднятся, и жить представителям всех четырех факультетов придется бок о бок, начали обрастать новыми подробностями. В связи с этим обстоятельством студенты ранее враждующих факультетов начали держаться друг с другом с подчеркнутым безразличием. Стычки свелись к нулю, зато усилились перешептывания по углам. Преподаватели не знали, как реагировать на все эти изменения: радоваться, или наоборот — опасаться.

Директор почти не появлялся в школе — он постоянно присутствовал на заседаниях различных в спешке созданных комитетов, и успокоить профессоров и студентов было некому.

Из-за странного напряжения, которое охватило учеников Хогвартса, первокурсники чувствовали себя растерянными и брошенными, что заставляло детей искать общества друг друга, не глядя на цвет галстука. Единственные, кто держался особняком, были Джеймс Поттер и Сириус Блэк. Ворон не понимал их. Так же, как не понимал и Лили, которая постоянно искала его общества, хотя должна была почувствовать, что стала другу безразлична.

А еще Ворону не давал покоя тот сон. Он все больше и больше убеждался в том, что это был именно сон. Мальсибер после пробуждения поздним утром ничего не помнил и больше ни о каком сне не говорил. Ворон попытался выяснить что-то у гриффиндорцев, но они посмотрели на него, как на ненормального. А когда он поинтересовался у Джеймса про мантию-невидимку, то тот ответил довольно агрессивно.