Александр Самсонов - Кощеевы земли

Одержимый желанием хоть как-то очистить воздух от возможных флюидов злого колдовства, торговец метнулся к выходу и распахнул настежь двери — пусть чистый воздух унесет следы пребывания колдуна. Изнуряющая жара хлынула в помещение, уличные запахи ударили в нос. Джабар поспешил вернуться на свое место под нежный ветерок большого вентилятора, но, к его удивлению, там уже находились двое неизвестных. Они по-хозяйски расположились у стеллажей и молча разглядывали торговца.

— Кто вы? Чем могу быть полезен? — машинально спросил антиквар.

Неизвестные продолжали вглядываться в его лицо. Казалось, что разговаривать они не желают. Джабар встретился взглядом с одним из них и похолодел. Несмотря на сорокоградусную жару, его охватил озноб. «Да ведь это не люди! — пронеслось в голове внезапно оцепеневшего торговца, — такие красные глаза бывают только у джиннов или ламий».

Плывущей походкой посетители приблизились вплотную к торговцу.

— Где Баальбекская шкатулка? — спросил один из них.

Джабар непонимающе посмотрел в лицо спросившего и ужаснулся. Вертикальные щелочки зрачков посетителя наливались багровым цветом, тонкие бледные губы разошлись в зловещей улыбке, и на миг показались длинные заостренные клыки... Невидимая рука сдавила сердце, и антиквар осознал, что умирает.

Незваные посетители подхватили падающее тело и осторожно положили на стол. Тот, кто задавал вопрос, прикоснулся к сонной артерии и с обиженными интонациями произнес:

— Умер. Остановка сердца.

— Да и шайтан с ним, — поморщился другой, — и так ясно, что он не знает, что такое Баальбекская шкатулка. На всякий случай проверим хранилище этого покойника, и — в следующую лавку.

Высокий светловолосый европеец как бы невзначай, прислонился к превращенному в витрину антикварной лавки окну. Сквозь затемненные стекла виднелись две тени, мечущиеся среди разбросанных на полу вещей. Печально вздохнув, мужчина огляделся — шумная толпа туристов приблизилась к перекрестку. Стараясь не обращать на себя внимания, европеец быстрым шагом догнал любителей путешествий и смешался с разноязыкой толпой. Свою миссию он выполнил. Пора возвращаться в аэропорт — здесь ему больше делать нечего. До посадки на самолет Дамаск-Париж оставалось не так уж много времени.

Все значительные события в жизни всегда случаются невпопад. В этом Никита убеждался не раз. Что, казалось бы, может ворваться в более-менее налаженный быт, когда все разложено по полочкам и распланировано на несколько месяцев вперед? Жизнь неторопливо течет в заданном направлении, и никаких подводных камней не ожидается. Но... непредвиденное всегда вносит свои, порой кардинальные, изменения. Вот как сейчас: учебный год не окончен, до сессии целый месяц, но приходится все бросать и мчаться галопом на вокзал. Толкаться в очереди за билетом, метаться по городу, улаживая текущие дела, и при этом успеть на поезд. Лишь позднее, уже сидя в вагоне и отдышавшись от суеты, начинаешь судорожно вспоминать о недоделанном, недосказанном, недокуренном... Впрочем, покурить можно и в тамбуре, благо ехать целую ночь.

Поезд на Петрозаводск удобен тем, что в нем все быстро. Через полчаса после посадки народ переСтаст бегать взад-вперед от койко-мест к туалету и обратно и, перенеся все дела на утро, допивает пиво, чтобы потом с чувством выполненного долга погрузиться в сон. Вот только Никиту Басанова сон этот не брал, да и подумать в спокойной обстановке под мерный перестук колес и неровное похрапывание соседа было самое время.

А началось все с телеграммы, отправленной из Ламбушки, где и был-то Никита последний раз лет десять назад, когда после восьмого класса уезжал в Питер учиться. В деревню возвращаться не спешил, мечтая въехать в нее если не на белом коне, то хотя бы на черном «мерседесе». Сломя голову ринулся в учебу и в недоступные прежде развлечения. И не возвращался, отделываясь поздравлениями к праздникам и посылками к дням рождения родственников. После службы в армии максимализм из души не выветрился, но появилась уверенность в своем светлом будущем — вот еще чуть-чуть, и я на коне. И все равно на родину не спешил. Даже когда умудрился скоропалительно жениться, съездить в родные места не получилось. Жена, сама уроженка далекой вологодской деревни, панически боялась любой провинции, считая себя крутой горожанкой. Набравшись невесть откуда нездорового снобизма, она любое предложение о выезде из города дальше десяти километров воспринимала как личное оскорбление и желание намекнуть на ее «крестьянское» происхождение.