С. Алесько - Поймать ветер

— Получается, ты вовсе не безродный…

Как же, объяснила! Глянула в самую суть! Безродный-не безродный, дело десятое. Мне бы вспомнить то, что так успешно забыл, да узнать побольше про айровы способности.

— Давай-ка спать, — проворчал, укладываясь на загодя собраную охапку елового лапника. Задавать вопросы о том, как Малинка пробралась в замок, и выслушивать ее ответы не хотелось. Здесь все более чем понятно.

Девчонка устроилась рядом и привычно уткнулась мне в шею, заскользила губами по щетине на подбородке. Я дернул плечом, давая понять, что не желаю близости.

— В Граде-у-моря мне не было дела до того, что ты трое суток провел с красоткой, — девчонка резко села.

Ну вот, начинается… Я устал до звона в голове, поужинал жалкой краюхой засохшего хлеба, завтра предстояло целый день идти по лесу без дороги, а она собирается поговорить о верности. Точнее, о неверности.

— И что? — постарался, чтобы голос звучал как можно более безразлично, и садиться рядом не стал, остался лежать.

— Ты злишься, что я ублажила караульного.

— Служивый мертв, обижаться на него глупо, тем паче, я сам отправил его к Хозяину Подземья, — я все-таки сел и взглянул Малинке в лицо, освещенное пламенем костра. Она, к моей досаде, не смутилась, не опустила глаза. При всей ее искусности в обращении с мужиками преодолевать размолвки девчонка явно не умеет. Ну что ж, поучим. — А скажи-ка мне, Линочка, со сколькими ты переспала, чтобы добраться до караульного?

— Я ни с кем не спала, — процедила ледяным тоном, чуть ли не с ненавистью, глядя мне прямо в глаза, сочные губы презрительно кривились.

Три болота, Перец, ну зачем ты ее злишь? Ведь сейчас не удержишься, а ей только того и надо. И я бы плюнул на желание наказать девочку (за что? За спасение твоей жизни?), если б не ее холодная наглая ложь. Ведь на какое-то мгновение даже поверил, а потом в голове зазвучал знакомый голос, хваливший Репья за вывеску: «Женщинам лучше не задавать лишних вопросов. Иные ответят тебе правду, большинство солжет, но ты легко это распознаешь и огорчишься вдвойне.» Треклятая айрова кровь! Я глядел в непроницаемые для любого человека глаза Малинки и видел убитого мной солдата и еще двух, не доставивших ей удовольствия, бывших чем-то вроде ключа, открывающего нужную дверь, доски, перекинутой через канаву… Не знаю, что рассмотрела девочка на моем лице, но вдруг резко отвернулась, натянула на голову свой плащ и молча легла ко мне спиной. Я не нашел ничего лучше, как поступить также.

Утром проснулся и обнаружил, что Малинки рядом нет. Костер погас, стоял густой туман, уже в двух шагах ничего не было видно. Я поднялся на ноги, бормоча проклятия, с трудом распрямляя затекшее тело, разгибая конечности. Плащ и одежда отсырели, меня слегка трясло. Куда же запропастилась девчонка? Орать на весь лес не хочется, да в таком тумане и крик заглохнет… Ох, и болван же ты, Перец! Уж тебе-то найти желаемое не составит труда.

Встал, закинул на плечо котомку и пошел, куда ноги несли. Через несколько шагов услышал плеск, потом в тумане проступили камыши на берегу речки. А еще Малинка, полностью раздетая, стоящая по колено в воде. Девчонка едва ли не остервенело терла грудь и бедра пучком какой-то травы, то и дело обмакивая его в реку. Хорошо, если на мочалку пошел хвощ, а не осока… Я колебался пару мгновений, потом не выдержал.

— Линочка, кончай дурить! Ты всю себя изрежешь!

— Тебе что за дело? — обернулась, сжимая в руке траву.

— И простудишься к тому же. Лето кончилось, вода холодная.

— Я должна вымыться! Ты заставил меня почувствовать себя грязной.

Ох, три болота и одна лужа! Я еще и виноват. Плюнув про себя, принялся разводить костер. Надо хоть как-то согреть девчонку после купания.

Отсыревший за ночь от тумана хворост никак не желал разгораться, а я мысленно поносил свою мглистую родину последними словами. Почему мой папаша-айр не нашел себе пару где-нибудь на юге? Забрался зачем-то в эту унылую сырую дыру и обрюхатил не кого-нибудь, а белокостную, снабдив меня замечательными любящими родственниками. М-да, Перец, может, тебя на родовитых северяночек потянуло из-за дурной наследственности?

Обдумать печальную мысль я не успел, потому как услышал странное клацанье. Поднял голову от костерка, так и не порадовавшего ни единым лепестком пламени, и увидел… свою смерть. Эта неудачная шутка мелькнула в голове, когда я взглянул на присевшую рядом с дымящей кучкой хвороста Малинку. Она была не просто бледная, а какая-то аж синеватая и как будто похудевшая, хотя расстались мы день-два назад. Ребра на боках прорисовывались излишне отчетливо, раньше я такого не замечал. Трясло ее изрядно, а насторожившее меня клацанье издавали зубы.