С. Алесько - Злато-серебро

— Я сразу смогу летать, когда превращусь в птицу? — Иви с опаской выглянула во двор. Освещенные одиноким факелом каменные плиты внизу показались очень далекими.

— Сразу — нет, придется научиться. Думаю, ты быстро сумеешь правильно пользоваться крыльями, — подбодрил чародей. Иви, судя по испуганному выражению личика, не разделяла его уверенности. — Грамоту ты легко освоила, — Сепр обнял девушку, ласково поцеловал в висок, провел рукой по отросшим волосам. — И все остальное. Тебя теперь в Залесном никто не узнал бы. Еще и лицедействовать за каких-то несколько дней наловчилась. Не каждый сумел бы за столь короткий срок пробраться в замок и войти в доверие к тутошним обитателям.

Иволга не знала, что подействовало лучше: слова или нежность, которая звучала в голосе чародея, сквозила в его движениях, но в душе вдруг родилась и окрепла уверенность. Девушка решительно кивнула и принялась раздеваться.

Серп не сводил с нее глаз. Расставаться с одеждой у птахи теперь получалось естественно и даже изящно, настраивало на нужный лад. Нет, сейчас это как раз лишнее, с сожалением подумал чародей. И тут же обнаружил нечто совсем уж неприятное.

— Почему ты перестала носить мой оберег? — в голосе, несмотря на все старания, прозвучала досада.

— Потому что кто-то его разрушил, — спокойно ответила Иви. — Я думаю, это дело рук Серпенты.

— Пожалуй, ты права. Она была рядом, когда Эрона уколола меня иголкой, — припомнил чародей. — Ей ничего не стоило забрать ту вышивку и воспользоваться кровью. Да и несколько волосков она могла ухитриться прихватить, когда делала из меня Ориола. Как мне в голову не пришло, что она чародейка! Ты же рассказывала, что она облизывает Крестэля. Значит, у нее тот же источник, что и у меня. Одно утешение, лассу, наверное, не приводили. Серпента сделала все сама, лишив меня воли и, по большому счету, сознания. Я слыхал, такое возможно, но не стал бы проверять на одаренной. Прости, — спохватился и с некоторым смущением взглянул ни Иволгу.

— Я понимаю, что все произошло против твоего желания, — девушка, оставшись в одной нижней рубашке, закончила распускать шнуровку и теперь стояла перед чародеем, опустив руки вдоль тела. — Наверное, Серпента не зря пыталась всеми способами оттолкнуть нас друг от друга в Мелге, а потом не допустить встречи здесь. Ведь в конце концов ты обрел источник силы, которому не требуется пополнение.

— Хочешь сказать, обрел благодаря тебе, — усмехнулся Серп. — Не красней, золотая моя, это чистая правда, — шагнул к Иволге, не удержался, сгреб в объятия и принялся целовать, одновременно стаскивая с нее рубашку. — Много б я дал, чтобы оказаться сейчас с тобой подальше отсюда, — пробормотал он.

— Краснею я от удовольствия, — улыбнулась Иви. — Я и мечтать не смела, что когда-нибудь стану по-настоящему небезразлична тебе. Превращай меня скорее. Заберем принцессу и убежим. Нет, улетим! — девушке очень хотелось того же, что и Серпу.

Превращение, как и надеялся чародей, прошло быстро и легко. Серп подставил птице руку, та крепко уцепилась лапками за палец, и мужчина поднял ее повыше, к потолку.

— А теперь лети.

Иволга раскрыла крылья, беспорядочно забила ими, отпуская палец. А после, трепыхаясь и едва ли не кувыркаясь в воздухе, упала вниз.

— У меня тоже с первого раза не получилось, — утешил Серп, снова протягивая руку. — Не части крыльями в воздухе, ты же не курица. Раскрой и позволь им держать тебя, это совсем нетрудно. Взмахи должны быть сильными и равномерными. Эх, жаль, ты не умеешь плавать. Ведь не умеешь? — Птица отрицательно качнула головкой. — Ничего, я научу. Тебя учить — одно удовольствие.

После столь вдохновляющих слов Иволге потребовалось не так уж много времени, чтобы научиться держаться в воздухе. Уже вторая попытка увенчалась вполне успешным спуском на спинку стула, а в третий раз птица смогла облететь комнату. Полет неожиданно для нее самой пробудил неистовый восторг, который мгновенно уничтожил любые сомнения в своих силах.

Золотая иволга спорхнула с плеча мужчины на подоконник, расправила слившиеся с темнотой крылья, уверенно перелетела на рябину. Уселась на ветке и издала ликующую трель.

Чародей тихо рассмеялся. На душе было легко и покойно, такого счастья он не испытывал, пожалуй, с того самого дня, когда узнал, что обладает даром. Свет, что горел теперь в груди, словно освещал мир по-новому, разгонял ставшую привычной тьму, заставлял сиять красотой вещи и явления привычные и обыденные. И средоточием теплого сияния была золотая девушка-птица, сумевшая измениться сама и изменившая его.