Мервин Пик - Замок Горменгаст

Псоглаз – ничтожная маленькая фигурка – заерзал на месте.

– Отвечай мне, Псоглаз! Ты что-то там вырезал на парте, думая, что твой учитель спит и ничего не видит?

– Да, учитель, – сказал Псоглаз неожиданно громко, настолько громко, что сам вздрогнул, и стал озираться по сторонам, словно в поисках источника такого громкого звука.

– И что же ты вырезал там, мой мальчик?

– Собственное имя, учитель.

– Что, полностью имя и все прочее?

– Я успел вырезать только три первые буквы, учитель.

Рощезвон медленно поднялся и, закутанный в мантию, так же медленно двинулся по пыльному проходу к парте, за которой сидел мальчик. Профессор выглядел благодушно и царственно.

– Ты даже не закончил вырезать «О», – сказал он каким-то далеким, скорбным голосом. – Заканчивай эту букву, но остальные тут не вырезай. – Глупая ухмылка стала захватывать нижнюю часть лица Рощезвона. – Оставь недостающие буквы для своего учебника по грамматике!

Учитель произнес последнюю фразу веселым голосом, совершенно не обычным для него, и начал смеяться так, что явно возникла опасность – смех этот прекратить не удастся. Однако неожиданно смех прервался – Рощезвон схватился за челюсть, зубы в которой взывали к тому, чтобы их удалили.

Через несколько секунд Рощезвон сказал:

– Встань и выйди из-за парты.

Затем он сам уселся за парту, взял перочинный ножик, лежащий перед ним, и стал вырезать недостающие части буквы «О». За этим занятием его застал звонок. Мальчики бурным потоком ринулись к двери, словно надеялись обнаружить за нею воплощение всех своих мечтаний. А вдруг там, за дверью, их ожидают романтические приключения, которые принесет в своих когтях орел или олень на ветвистых рогах?

– Хорошо, мы организуем для тебя званый ужин! – воскликнул Хламслив. – Обязательно организуем!

В его голосе прозвучало дикое и одновременно радостное отчаяние. Радостное – потому что было принято хоть какое-то решение, пусть и неразумное. Отчаяние – потому что жизнь с Ирмой была полна отчаяния в любом случае. Невыносимость ситуации лишь усиливалась ее страстным желанием устроить прием.

– Альфред, Альфред, ты серьезно? Ты постараешься все устроить, Альфред? Ты используешь все свои связи, правда?

– Я буду тянуть за все ниточки связей, даже если они порвутся, Ирма.

– Я вижу, что ты полон решимости, Альфред, ты полон решимости! – проговорила Ирма, задыхаясь от сладкого волнения.

– Я бы сказал, что это ты полна решимости, о милая моя Суета! А я лишь подчинился твоей решимости, ибо я слаб. Из меня можно вить веревки. Ты получишь, Ирма, то, чего желаешь, но это чревато возможностью чудовищных последствий – но для тебя, Ирма, для тебя. А вечеринку мы обязательно закатим! Ха-ха-ха-ха-ха!

В его визгливом смехе прозвучали нотки, которые давали понять, что веселье его было в некоторой степени деланным. Не замешалась ли туда горечь?

– В конце концов, – продолжал Хламслив, взгромоздясь на спинку стула (теперь он сидел на спинке стула, поставив ноги на сиденье и положив подбородок на колени; в таком виде он поразительно напоминал сверчка). —… В конце концов, ты ожидала этого столь долго. Очень долго. Но, как ты прекрасно знаешь, я бы все-таки не советовал тебе устраивать такой прием. Ты человек совершенно неподходящего склада для званых ужинов. Совершенно неподходящего склада. В тебе нет той бесцеремонности и бездумности, которые обеспечивают успех вечеринке. Но в тебе есть решимость.

– Я столь полна решимости, что ее не выразить словами!

– А считаешь ли ты, что твой брат сможет достаточно уверено выступать в качестве хозяина?

– О Альфред, я могла бы так считать, – прошептала Ирма сурово. – Я бы так считала… я бы ничуть в этом не сомневалась, если бы ты не пытался умничать по любому поводу. Меня так утомляет то, как ты изъясняешься. И к тому же мне не нравится то, что ты говоришь.

– Ирма, – сказал ее брат, – мне это все самому не нравится. Все, что я говорю, для меня самого звучит таким избитым и ненужным. Между мозгом и языком огромное расстояние.

– Вот именно такие благоглупости, изрекаемые тобой, мне и не нравятся, – с неожиданной горячностью вскричала Ирма – На нашей вечеринке мы что будем делать – беседовать друг с другом или выслушивать твое глупое словоблудие? Ответь мне, Альфред, ответь мне сейчас же!

– Я буду изъясняться максимально просто. Что мне еще сказать?

Он спустился со спинки стула и уселся на сиденье. Затем, слегка наклонившись вперед и зажав руки между коленями, он вопрошающе посмотрел на Ирму сквозь мощные стекла своих очков. Ирма, глядящая на брата сквозь темные стекла своих очков, с трудом различала увеличенные линзами глаза Хламслива.