Елена Асеева - Сыны Семаргла

— Я… я. Меня зовут Оскидий.

— Оскидий, — повторил имя Святозар, и, протянув руку забрал у ярыжки камень, откинув его в сторону. — Оскидий, ты, не должен себя калечить, потому что сегодня тебе открылась истина. Ты, познал путь Правды и путь Кривды. Тебе было дано узнать своих Богов. Узнать, что до сего момента, ты, служил выдуманному, никогда не существующему, но очень кровожадному и жестокому господу Есуанию— Берцанию. Сейчас перед тобой нахожусь я, благодаря которому, ты все смог узнать.

Скажи мне, Оскидий, по какому пути ты пойдешь? По пути Прави, по тому пути, по которому иду я и юный отрок Риолий? Или по пути Кривды, по которому все эти годы шла твоя заплутавшая, погрязшая в злобе и жестокости душа.

— Правь, Правь, Правь, — закричал Оскидий и сызнова содрогнулся всем телом. — Только не Пекло, только не та страшная вереница душ….

Нет, нет, нет! — заплакал ярыжка. — У меня только, что родился сын, ему всего двадцать дней, он совсем маленький, мы даже не дали ему имя… — Утирая текущие сопли, слезы и кровь, сотрясаясь телом, выдохнул Оскидий. — У него нет имени, и я хочу, хочу, чтобы он жил, и никогда не верил в этого лживого Есуания! Только в ДажьБога, Семаргла и Перуна!

— В-первую очередь в Семаргла, — вмешался в разговор недовольный Риолий. — Семаргл породил наши народы. Народы, которые его предали и забыли.

— Да, да, — согласился Оскидий и закивал головой, разбрызгивая свое одеяние алой кровью. — Да, да, Семаргл, ДажьБог и Перун! И ДажьБог!

— Что ж Риолий, — повернув голову к мальчику, улыбнувшись, пояснил Святозар. — Не будем так требовательны к Оскидию, ведь он получил мою духовную любовь и знания от меня, поэтому у него. — Наследник, слегка понизил голос и дополнил, — у него на первом месте ДажьБог. Риолий в ответ широко улыбнулся, малеша наморщив свой нос, а Святозар развернул голову ко все еще рыдающему ярыжке, протянул руку, дотронулся пальцами до лба и тихо пропел-прошептал: «Кровь, кровь повелеваю, остановись! Рана, рана повелеваю, затянись!» И не мешкая под пальцами перестала сочиться кровь, а кожа на лбу сомкнулась и по тонкой ниточке рассечения пробежала лазурная искорка. Еще морг и на лбу осталась лишь белая паутинка — шрам.

Святозар описал рукой, не касаясь лица и одеяния Оскидия, полукруг и повелел крови пропасть. А когда его повеление исполнилось, и кровь исчезла с лица и материи одеяния, сказал, поднимаясь на ноги и протягивая ярыжке руку:

— Вставай Оскидий на ноги. А теперь пойдем и поговорим с твоими воинами. Оскидий при помощи Святозара порывчато поднялся на ноги. Он все еще продолжал вздрагивать всем телом и утирал рукавом одеяния бегущие из глаз слезы, одначе когда наследник и Риолий направились к воинам, поспешил следом за ними. Наследник подошел к одному из воинов, который не стонал, а лежал молча. У него, по-видимому, от удара были сломаны ребра, и что-то разорвалось внутри, потому как изо рта обильно шла густая кровь, вытекающая и покрывшая не только шею, но уже и грудь. Глаза его были закрыты, он надрывно дышал, и тяжело булькая, выпускал изо рта крупные пузыри крови. Шлем слетевший с головы воина валялся в нескольких шагах от него. Святозар присел обок воина, и, положив руки на лоб и на грудь, пропел-прошептал. Кровь тут же перестала течь изо рта, внутри тела, что-то громко захрустело и воин надрывисто застонав, открыл глаза и выплюнул на землю остатки крови, да испуганно уставился на наследника.

— Как тебя зовут? — спросил воина Святозар.

— Меня зовут Лесинтий, я третедесятник в воинстве сотвиза Аминия— Риафа Ламперского, — сотрясаясь всем телом под пристальным взглядом наследника, ответил воин. Святозар продолжая держать на лбу воина правую руку, убрал с груди левую и тихо пропел-прошептал: «Врут, врут, тебе. Повелеваю, правда, правда, торжествуй! Свет и добро покажи ему Правь!» И лишь наследник допел до конца, как Лесинтий точно также, как до этого Оскидий выпучил глаза, раскрыл рот, и затих, обездвиженный в познании истины. Святозар посмотрел на воина, муторно вздохнул, поднялся и неторопливо пошел ко второму воину. Тот второй воин лежал в неглубокой яме, среди вороха наваленных, поломанных веток, и, судя по бесплодным попыткам подняться, скорее всего, в результате неудачного падения и полета, сломал себе обе ноги. Лишь только наследник подошел к воину, тот вздрогнул всем телом, испуганно уставился на Святозара, втянул голову в плечи и закрыл рот рукой, подавляя вопль ужаса. Святозар присел рядом с воином, посмотрел на его неестественно расширенные от страха и боли глаза, и, протянув руки, поправил съехавший с головы на сторону шлем. А после, положил обе ладони на поломанные ноги, и пропел— прошептал повеленье и в тот же миг кости в ногах воина заскрипели, будто старые петли на тяжелых воротах, и встали на место. И как только боль с лица воина сбежала, наследник тихим голосом сказал: