Вероника Мелан - Ассасин

— Эллион Бланкет? — вопросил он ровно. Глаза, как и его голос, ничего не выражали, они напоминали пустынную равнину, тишину которой не решается нарушить даже слабый сквозняк. Мне отчего-то захотелось со всей силы пнуть его в коленку, но осуществление такого сумасшедшего желания никому не сошло бы с рук. — Мы бы хотели, чтобы вы проехали с нами.

Никто не имел права отказывать Комиссии. Ни один человек не мог начать говорить без разрешения, будь то крик возмущения или слова в собственную защиту. Этим истуканам, одетым в серебро, было все едино. Стоило открыть рот, как незамедлительно применялись самые жестокие меры воздействия.

Вцепившись пальцами в Рена, я перестала дышать. Ни одного шага в их сторону, ни одного движения! Я никогда больше не пойду с ними по собственной воле, пусть лучше стреляют на поражение.

— Дрейк, посмотри сюда, — словно сквозь сон долетел до меня спокойный голос Рена. Я почувствовала, как он поднимает вверх мою ладонь.

Стоящий напротив мужчина некоторое время изучал кольцо, затем в его глазах промелькнула усмешка, и он коротко бросил:

— Тогда ты тоже едешь с нами.

Ощущение «это уже было» кружило надо мной как ожившая картинка из ночного кошмара.

Я сидела на том же стуле в комнате с бежевыми стенами перед длинным вытянутым столом, за которым, как и когда-то, сидели люди в одинаковой униформе. Единственным отличием, не позволяющим моему наполненному паникой мозгу соскользнуть в темноту, был стоящий возле стены Рен. Он лениво обводил взглядом неуютное помещение, периодически бросая внимательные взгляды на сидящих за столом людей.

Тот, кого он назвал Дрейком, стоял чуть поодаль и молчал, будто к чему-то прислушиваясь. Наконец он поднял голову, подошел к столу и занял центральное место.

— Итак, — начал он, — Эллион…

Я затравленно смотрела в его равнодушные глаза, силясь предугадать, чем обернется для меня первый за долгое время счастливо начавшийся день.

— Мы попросили вас приехать сюда по причине того, что ситуация с вашим обвинением изменилась…

«Сейчас он скажет, что я сбежала и должна вернуться…»

Только не это, только не это, пожалуйста! Только не обратно в Корпус. Я не выдержу там года, не выдержу даже месяца — не смогу помнить о том, что дома меня ждет Рен, и быть там…

Хотелось завыть в голос.

— В связи с тем, что нами были выявлены новые факты по вашему делу…

«…как то: успешная попытка бегства из мест заключения — мы спешим уведомить вас, что срок вашего наказания увеличен на десять лет…»

Мои мысли метались, как бешеные. Только не это, пожалуйста, только не это…

— …и Комиссия установила факт вынесения ошибочного обвинения в ваш адрес…

Мысли не просто прервались — они исчезли. Что он говорит, он правда говорит то, что говорит? Пожалуйста, повторите погромче!

— …мы хотели бы принести вам свои извинения и назначить денежную компенсацию за моральный ущерб, размер которой предписан для подобных случаев регламентом. С этого момента с вас сняты все обвинения…

В эту секунду я зажмурилась. Я сплю? Я снова в бреду? Я просто не проснулась еще этим утром? Я что, правда сижу в здании Комиссии и слышу то, что слышу? С меня сняты обвинения? Мне предлагают денежную компенсацию?

Как же долго и как сильно я хотела, чтобы однажды все закончилось именно так — словами признания их собственной ошибки. Чтобы эти бездушные ублюдки наконец признались, что были неправы, чтобы извинились, чтобы каялись и просили прощения.

Свершилось.

Свершилось почти так, как я просила, лежа на жесткой койке в Корпусе, в ночных молитвах. Я тогда молилась не только за себя, но также за тех, кого успела полюбить, к кому успела привязаться. Какими деньгами можно заглушить ту боль? Никакими. А вот поступками…

И я нашла в себе силы посмотреть Дрейку в лицо. Нашла в себе силы прервать его речь и, несмотря на то, что мне не давали права слова, выдвинуть встречную просьбу.

— Мне… — От звуков моего голоса мужчина в серебристой форме говорить перестал. — Мне не нужны деньги — ими ничего не исправить.

Снова глухо и нервно заколотилось сердце. Зачем я рискую? Зачем, когда все только начало налаживаться? Но ведь если не сейчас, то уже никогда.

В наступившей тишине, казалось, было слышно, как в головах сидящих напротив людей скользят бесшумные мысли. Напрягся Рен — я чувствовала это спиной.

«Давай, Элли. Ты всегда хотела быть храброй? Сейчас самое время».

— Вы действительно признаёте, что ошиблись?