Бросив последний взгляд на закрытую дверь часовни, он подобрал полы своей рясы и закрыл глаза.
Сказав про себя необходимые слова, он представил место, куда хотел попасть, — и исчез из часовни.
Минуту спустя дверь в часовню отворилась, и в проеме показалась голова Кардиеля.
Ожидая увидеть коленопреклоненного Арилана, он открыл было рот, собираясь что-то сказать, да так и забыл его закрыть — в часовне никого не было. На какое-то мгновение Кардиель оцепенел, удивленно сдвинув брови: как же так? Ведь он не успел отойти далеко от часовни, когда вспомнил еще кое-что и решил вернуться, чтобы рассказать об этом Арилану. Куда, интересно, он делся? Сказал, что хочет побыть один…
Впрочем, ладно. Наверное, епископ удалился в свою комнату, чтобы помолиться там, и значит, Кардиелю не следует беспокоить его.
«Да, конечно, — сказал себе Кардиель. — Арилан сейчас стоит на коленях в своей комнате. Хорошо, то, о чем я вспомнил, подождет до утра».
Но епископа Арилана не было ни в его комнате, ни вообще в Дхассе…
Глава VI
«Притчу и замысловатую речь…» [26] Притчи Соломоновы 1:6.
Торн Хаген, Дерини, повернулся и открыл один глаз, не ожидая, что в комнате будет уже так темно. Взглянув через плечо и белые гладкие простыни, он увидел солнце, погружающееся в туманную дымку за горой Тофель, которая отбрасывала причудливую красноватую тень на крепостной вал. Он зевнул, пошевелил пальцами и бросил взгляд на смуглое плечико девушки, лежавшей рядом с ним. Он провел ладонью по взъерошенным каштановым волосам, и когда его пальцы соскользнули с кудрей девушки на ее спину, она вздрогнула, повернулась и с обожанием посмотрела на него.
— Вы хорошо отдохнули, милорд?
Торн лениво улыбнулся, не спуская с нее рассеянного взгляда.
Девушку звали Мойра, ей недавно исполнилось пятнадцать. Он увидел ее одним холодным февральским утром на Хартанском базаре из паланкина, где он сидел, укутанный в меха. Замерзший, худенький, голодный беспризорный ребенок с темными глазами дрожал от страха и ночного холода. И словно какая-то невидимая нить связала их с той минуты; та страсть, что доставляет людям столько радости, но приносит и горе. Торн откинул бархатные занавески, протянул ей обе руки, улыбнулся смущенно и поманил ее взглядом. Она подошла.
Он не мог бы объяснить, почему позвал ее: может быть, в утреннем тумане она напомнила ему дочь, черноволосую Кару, которую он потерял. В общем, он позвал, и она подошла. Если бы Кара была жива, ей было бы столько же лет.
Он нетерпеливо тряхнул головой, хлопнул девочку пониже спины и отогнал эти мысли. Затем он сел, потянулся, а девочка в улыбкой коснулась его руки. Торн с сожалением отвел ее руку и покачал головой.
— Прости, малышка, пора вставать. Совет не ждет даже таких высоких лордов Дерини. — Он наклонился и отечески поцеловал ее в лоб. — Я не задержусь. Почему бы тебе не вернуться сюда около полуночи?
— Конечно, милорд. — Она вскочила и накинула на себя что-то тонкое, прозрачное, из невесомой желтой ткани, и направилась к двери, поминутно оглядываясь, одаривая его нежным взглядом черных глаз. — Я, может быть, даже сделаю вам сюрприз.
Когда за ней закрылась дверь, Торн покачал головой и с досадой вздохнул. Глуповатая улыбка играла на его лице. Он огляделся в полумраке комнаты с видом смущенным и довольным одновременно и направился к двери гардеробной. На ходу он что-то пробормотал себе под нос и сделал рукой замысловатый жест. Тотчас по всей комнате загорелись свечи, и Торн, пригладив редеющие каштановые волосы, принялся рассматривать себя, остановившись перед зеркалом.
Выглядел он, надо сказать, неплохо. Тело его в пятьдесят лет было таким же мощным и крепким, что и четверть века назад. Конечно, с тех пор он потерял часть волос и прибавил в весе несколько фунтов, но предпочитал думать, что эти перемены только добавили ему солидности. Свои румяные щеки и голубые глаза, в которых застыло вечное удивление, в молодости он просто ненавидел, потому что чуть ли не до тридцати его все принимали за несовершеннолетнего.
А вот теперь его цветущий вид у многих вызывал зависть. В то время, как его ровесники выглядели так, как и должны были выглядеть в этом возрасте, сам Торн — всегда со вкусом одетый, чисто выбритый, подтянутый — легко мог сойти за тридцатилетнего. «Несомненно, — подумал он, вспоминая только что покинувшую его девушку, — молодо выглядеть — это замечательно!»
Читать дальше