Пирс Энтони - Хтон. [Дилогия Атон - Хтон. Фтор]

Им овладели видения последствий. Поругание Восемьдесят-Первых, позор Пятым. «Зачем ты это сделал, распутный юноша! — скажут они. — Разве ты не знаешь, что никогда-никогда не должен дотрагиваться до девушки в этом месте?» Неужели придется везти ее в больницу?

Его страсть умерла, убитая преступлением. Глаза уставились на тусклый узор ветвей кустарника в звездном небе — таком же холодном, как сжимавший его сердце страх. «Что я наделал… что… ей всего тринадцать лет!»

Рука Любы коснулась его:

— Атон?

Он приподнялся:

— Клянусь, я не хотел…

— Что с тобой? — спросила она, поворачиваясь и всматриваясь в его лицо.

Разве она не знала?

— Кровь. Там кровь.

Она уставилась на него:

— Кровь? О чем ты говоришь?

— Там… между… я ее почувствовал. Я не хотел…

— Ты с ума сошел! — внезапно она хихикнула. — Кровь? Ты никогда раньше этого не делал?

Атон поднял голову и обнаружил ее жаркие груди у себя под подбородком.

— Раньше?

— Ты ничего не знаешь! — воскликнула она — беспечное дитя, вознесшееся над пробуждающейся женщиной. — В самом деле, не знаешь? Ну и ну! А я думала, ты совсем большой мальчик.

Атон съежился от яростного стыда, не в силах сказать ни слова.

Внезапно Люба вновь стала женщиной.

— Извини, Атон. Конечно, многое тебе неизвестно. Я покажу тебе, как…

Но он уже полз от нее на четвереньках и, едва выбрался наружу, под ночное небо, ринулся прочь, потрясенный и смущенный.

Атон превратился в статного, самоуверенного на вид молодого человека двадцати лет. Он никому не сообщал о своих планах; на Хвее само собой разумелось, что отпрыск высокородной Династии будет возделывать поля отца. Наконец, его призвали, что, как он знал, рано или поздно должно было произойти.

Гостиная в доме Аврелия была просторной и уютной. Внушительное деревянное кресло с прямой спинкой, почти трон, возвышалось в углу напротив входа; взгляд вошедшего упирался в эту зловещую реликвию. У дальней стены стоял обитый плюшем диван, но пользовались им редко. На стене над диваном висела цветная фотография симпатичной молодой женщины Долорес Десятая, умершая двадцать с лишним лет тому назад при родах. Атон не мог смотреть на эту фотографию без чувства глубокой и болезненной вины, смешанной с совсем другим чувством, которому не находил точного имени.

Аврелий Пятый был стар: намного ближе к смерти, чем требовал его возраст. Будь он здоров, он оставался бы сильным мужчиной, целеустремленным и решительным, способным прожить еще лет пятьдесят; но он не был здоров и сохранил лишь силу рассудка. Слишком долго подставлял он свое тело заразному весеннему болоту («весеннему» только условно на бессезонной Хвее), и его поразила неизлечимая — в данном месте — ржа. Аврелий, оставаясь таким, каков он есть, отказался от длительного лечения на далекой Земле, вдали от своей усадьбы. Он лишь однажды покидал планету и поклялся не делать этого впредь: теперь он умирал за свою клятву. Атон, прослышав кое-что о предшествующих обстоятельствах, смирился с этой клятвой, хотя никогда не накладывал ее на себя. Особенно близки они с отцом не были.

Аврелий мог поработать еще года три и прожить пять. Говорил он медленно и быстро уставал. От него осталась лишь скорлупа былой молодости. Хвеи подпускали его, но без радости; слишком много болота проникло в него, анафема для нежных цветов. Он был изможден: казалось, плоти между висящей кожей и хрупкими костями почти не было.

— Атон, — произнес изношенный человек. — Скоро…

Атон стоял рядом с отцом, не ожидая никакого удовольствия от разговора, но понимая, что тот должен произойти. В их отношениях было много печального, и каждый видел печаль в другом, понимая, что она еще не достигла надира. Они влачили общий крест и не могли сбросить его до самой смерти.

— Скоро ты будешь выращивать хвеи сам, — сказал Аврелий со всей убежденностью, на какую был способен, жалкий в ее подразумеваемой сомнительности. — Скоро тебе придется взять себе жену.

Вот оно — условие, которого Атон боялся. Хвееводство было не единственным занятием. Смерть дочери Десятых, жены Аврелия, повредила посевам Пятых, и лишь стремительный успех Атона предотвратил бы их полную гибель. Для хвей необходим устойчивый душевный климат, а здесь его не было. Успешное хозяйство велось семьей, и браки очень тщательно обдумывались. Вопрос был слишком важным, чтобы доверять его решение незрелой молодежи.