Потом я все-таки отвозил сэра Шурфа домой или провожал его в спальню для гостей и внезапно обнаруживал, что ночь уже на исходе, а значит, вполне можно лечь и попробовать уснуть. Время от времени мне это удавалось.
Теперь, когда я вкратце обрисовал сложившуюся ситуацию и расставил по местам фигуры, можно наконец приступить к рассказу о событиях, которые, собственно, с того и начались, что я закрыл последний том Энциклопедии Мира, со скорбным изумлением обнаружив, что даже самая объемистая книга в Соединенном Королевстве, с трудом уместившаяся в восемь томов, обладает присущим всем книгам малоприятным свойством — способностью заканчиваться. Я искренне не понимал, как теперь жить дальше. В смысле, что читать по ночам.
Беда не приходит одна. Именно в эту ночь сэр Шурф попросил отвезти его домой гораздо раньше обычного — наутро ему предстояли какие-то дела, настолько важные, что он даже трактат об алхимических знаниях огородников периода Древней Династии в сторону отложил, не дочитав. Событие само по себе столь выдающееся, что я ощутил благоговейный трепет; впрочем, вполне возможно, это был самый обыкновенный сквозняк, я их вечно путаю.
Я не люблю жаловаться и даже не то чтобы умею это делать — открою бывало рот, чтобы излить свои горести, да тут же и захлопну, сообразив, что не знаю толком, с чего следует начинать. Но на сей раз масштабы катастрофы развязали мне язык. Где-то на середине пути я не выдержал и драматически сообщил Шурфу:
— Ты представляешь, я все-таки дочитал Энциклопедию Мира.
— Вот и прекрасно, — откликнулся он. — Теперь ты имеешь хотя бы приблизительное представление о Мире, в котором живешь. Где-то на уровне способного выпускника начальной школы. Не так плохо для начала.
— Я бы в данный момент предпочел не иметь вообще никакого представления ни о чем, — огрызнулся я. — Тогда мне было бы что читать. Это сейчас гораздо важнее.
— Не хочу докучать советами, — церемонно сказал Шурф. — Однако, возможно, тебе следует знать, что подвал с остатками Университетской библиотеки, в котором я провожу так много времени, вообще-то принадлежит тебе. Это означает, что ты в любое время можешь туда войти и взять книгу, какую сочтешь нужной.
— Спасибо, я об этом давно догадывался. Сердце, знаешь ли, подсказывало. Но проблема не в том, что я не решаюсь зайти в собственный подвал. А в том, что там вряд ли найдется то, что мне интересно. Какого черта тут никто не сочиняет романы? Только не говори, что их писали то ли во времена правления династии вурдалаков Клакков, то ли еще раньше. Я пробовал это читать. И одолел целых три страницы, прежде чем окончательно сломался.
Я думал, Лонли-Локли сейчас пустится в спор или хотя бы отчитает меня за неуважение к старинным литературным памятникам, но он, поразмыслив, согласился:
— Ты по-своему прав. Архаичный язык нравится далеко не каждому. А что касается сюжетов, я и сам, при всем уважении к литературе той эпохи, готов согласиться, что они вряд ли могут заинтересовать рядового читателя.
Я даже не стал обижаться на «рядового». А ведь когда-то считал себя чуть ли не полевым генералом читательской армии. Впрочем, это было задолго до знакомства с сэром Шурфом Лонли-Локли, на чьем фоне вообще все остальные читатели рядовые, да еще и нестроевой службы.
— Что же касается существа твоего вопроса, я и сам им не раз задавался, — неожиданно признался он. — И даже предпринял попытку исследования — увы, неудачную. Так и не смог выяснить, почему традиция угуландского романа пресеклась всего через пару столетий после зарождения. И почему то же самое случилось в других областях Соединенного Королевства? И почему, скажем, в Уандуке такой традиции никогда не было вовсе? При том, что и в Куманском, и в Шиншийском Халифате письменность существует чуть ли не дольше, чем разумная жизнь, сюжетные истории там распространяются только в устной традиции. Тамошние профессиональные рассказчики держат в памяти до нескольких тысяч историй; думаю, нет нужды говорить, что все они грамотны, однако ни единой попытки записать хотя бы старинные предания, насколько мне известно, не было предпринято. В то же время, исторические хроники тщательно ведутся, научным трактатам нет числа, жизнеописания великих людей печатаются и пользуются спросом в точности, как у нас, а, скажем, дневники путешественников, даже самых обыкновенных купцов, всю жизнь курсировавших между Капуттой и нашим Гажином, расходятся мгновенно, сколь бы высокую цену ни запросил издатель.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу