— Потрясающе, — вздохнул Макс. — Вот это действительно потрясающе.
— То есть, создать целую новую реальность — это ничего, обычное дело, — ухмыльнулся Франк. — А подарить жизнь одному-единственному призраку — это, по-твоему, и есть «потрясающе».
— Конечно. Реальность, сам знаешь, сама решает, что хочет быть. И тогда уж отыскивает подходящий инструмент. А у случайно примерещившегося мне призрака не было ни сознания, ни собственной воли, ни желаний и, следовательно, ни единого шанса осуществиться. А все-таки теперь он есть. Хорошо, получается, что я такой сентиментальный придурок, а не какой-нибудь просветленный мудрец.
— Да лишь бы тебе самому нравилось.
— А что в итоге стало с Лойсо после того, как он сделал свою работу? — спросил Лонли-Локли. — Вот что я больше всего на свете хочу понять. Ты хоть примерно представляешь?
— Хороший вопрос. Что с ним стало. Вернее, чем он стал. Примерно представляю, да. И тоже больше всего на свете хочу понять. Что случается с тем, кто получил столько силы, что сам стал ею? Чем-то вроде живого ветра, веселого потока, разрушающего и созидающего и не видящего разницы между тем и другим, потому что, по большому счету, разницы действительно нет. Не сомневаюсь, что Лойсо сейчас где-то рядом, но интересуют его не наши разговоры за кофе, а рождение новой реальности; впрочем, ее гибель заинтересовала бы его ровно в той же степени. Он живет на границе между бытием и небытием, по обе стороны сразу; собственно, теперь он и есть эта граница. Я совершенно точно знаю, что Лойсо не присоединится к нашей беседе, потому что болтовня — это всегда было слишком мало для него. А уж теперь-то и вовсе смешно говорить. Но иногда я ощущаю его дыхание. И случалось так, что оно давало мне силы жить дальше, а пару раз подталкивало в темную бездну безумия и небытия; впрочем, я все-таки смог удержаться на краю. Подозреваю, с его же помощью. Сила есть сила, она не друг и не враг; как ею распорядишься, так и будет. Ничего личного… Как видишь, я довольно много знаю, но все равно ни черта не понимаю. То есть, гораздо меньше, чем просто ничего. Зато теперь мы с тобой определенно можем хвастаться приятелям, что были лично знакомы с самой жизнью и с самой смертью — в ту пору, когда они еще были человеком. Причем одним и тем же человеком. Натуральным психом, если называть вещи своими именами. Зато чертовски обаятельным.
— Я уже не раз говорил, что из тебя мог бы получиться превосходный поэт, — вздохнул Лонли-Локли. — Но, увы, не ученый. Ни в коем случае.
Потом, позже, когда был допит не только кофе, но и заваренный на ночь чай из семи веселых луговых и восьми сонных лесных трав, крошки от пирога сметены со стола и выброшены в сад на радость охочим до сладкого бабочкам, Шурф Лонли-Локли, вежливо попрощавшись, растворился в окружающем сад тумане, а Макс, проводив его до границы, устроился на качелях покурить, Триша немного потопталась на пороге и наконец решила — чего стесняться? Если он хочет побыть один, пусть так и скажет. А если не хочет — тем лучше.
Подошла и спросила:
— С тобой можно посидеть? Или не нужно? Или не сейчас? Я тогда потом…
Ну вот. Все-таки в самый последний момент смутилась и запуталась в словах.
— Нет уж, ты тогда сейчас, — передразнил ее Макс. — Потом не нужно! Сейчас — это когда не потом, — тут он и сам запутался, махнул рукой и расхохотался.
Вот вечно так. Думаешь, занят человек какими-то своими непостижимыми мыслями, стесняешься его, робеешь, ходишь кругами, не решаясь завести разговор, а он смеется. И тут же становится ясно, как это было глупо — робеть и смущаться. Все равно что на улицу не выходить, чтобы не побеспокоить ветер, который вообще не знает, что это за штука такая — беспокойство.
— Могу уступить тебе место на качелях, — предложил Макс. — Потому что вдвоем мы тут, увы, не поместимся. Эти качели рассчитаны на одинокую задницу. Желательно, тощую. Воистину аскетический аттракцион.
Триша помотала головой.
— Не надо. Я лучше на дереве посижу, если ты не против.
— Отличное решение, — согласился Макс, когда она, ловко подтянувшись, оседлала ветку над его головой. — Ты заняла замечательную позицию. Если я вдруг пожелаю открыть тебе какую-нибудь страшную тайну, я доверительно прошепчу ее твоей пятке. А все остальное время можно просто щекотать ее, сколько влезет. Очень удобно!
— А я не боюсь щекотки, — улыбнулась Триша.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу