Федор Чешко: Ржавое зарево

Нет, он, конечно же, никуда не провалился и не взлетел. Это просто (просто?!!) живее живого почувствовал он себя распяленным меж могучими, в самое сердце земли вплетшимися корнями да раскидистой, в самое сердце небес всплеснувшейся, кроной… Почувствовал так же остро, как услышал вымораживающий душу тихий бесстрастный шелест:

— Из твоего пепла, из твоего корня, от тебя бывшего, через тебя сущего к тебе же грядущему… Добрый ствол, сильный, сокообильный — к тебе, такому, и приживить, тебе и нести… И теперь нести, и до смерти… и после…

Под этот-то шепот, похожий на шуршание осыпаемой ветром иглистой изморози, рухнула на Кудеслава нечеловеческая тяжесть его новой сути.

Мечникову душу нетерпеливо-безжалостно рванули вширь, вколачивая в нее чужое и чуждое, голову взломало хлынувшее извне оглушительное слепящее месиво… Отчаянным напряжением всех своих явных и неявных сил Кудеслав отпихнул услужливо накатившую дурноту-избавительницу, удержал глаза открытыми, въявь ощущая треск тужащихся схлопнуться век…

Устоял — назло черной, сердце из груди выворачивающей тоске по себе недавнему, по чьей-то миг назад предопределившейся скорой гибели…

Устоял.

До скрипа в висках напряг разбухающие чувства, продираясь сквозь оглушительные вихри чужих мыслей и чужих немыслимых звуков, сквозь тошнотворную круговерть образов, видимых им и не им…

И наконец понял.

Это он, Кудеслав, только что тревожно глянул урманкиными глазами туда, где все еще лежал беспамятный Жежень.

Это он же, Кудеслав Мечник, все еще лежал в беспамятстве близ лесной опушки.

Это он же шептал Мысиными и Векшиными губами заклятья, вызвавшие на подмогу всех тех, которых не стало, вооруженных железом, которого нет.

Это он же, Мечник Кудеслав, был теперь и здесь, и на далеком отсюда Идоловом Холме, в капище Двоесущного, во всех четырех телах премудрейшего волхва.

И это он, Мечник… Нет, не так. Это и он, и Желтый Топор, и Ставр Пернач, и Чекан, и боги весть еще сколько его Кудеславовых былых и будущих воплощений — это все они вместе рассеянным, неуклюжим с виду взмахом Мечниковой руки не глядя перехватили метательную дубинку (брошенное кем-то из нелюдей железное подобие волчьей огромной лапы лишь на чуть ничтожную не достало до Векшиного затылка).

Значит…

«Пойми, вы пятеро ВМЕСТЕ… Воссоединившись, мы-я сливаемся всего-навсего в одного. Который был всего-навсего человеком до и потому нынче может стать всего-навсего человеком же. А вы… Вы, пятеро совершенно разных… Коль вы не только МОЖЕТЕ, но и СМОЖЕТЕ… Коль смогу и я… Весь…»

Значит…

«Если я одарю пониманьем тебя, ты станешь мною. Если одарю слишком многих, я стану ими». И ощущенье манящей бездонной прорвы у самых ног, и ошеломляющей выси над головой, и горячего живого тока, струящегося через тебя… из глубины в высь…

Значит…

Значит, Двоесущного Божества больше нет.

Оно стало Многосущным.

Волхв Корочун сумел принудить ЕГО-ЕЕ превратиться в ЕГО-ЕЕ-ИХ ВСЕХ. Как? Волхв сам не понимал этого — и когда задумывал свершенное нынче, и когда свершал задуманное. И наверняка он не предугадывал, чем обернутся подглядывания Мечника в грядущие жизни. Но ведь чтобы задумать и свершить, не всегда обязательно понимать до конца.

Значит, вот от кого досталась Кудеславу необъятная, нечеловеческая… нет, НАДчеловеческая тяжесть… мука одновременного осознания правильности, нужности этого превращения… и совершеннейшей невозможности позволить превратившемуся существовать.

Потому что под угрозой лад-порядок теченья времен.

«От тебя бывшего, через тебя сущего к тебе же грядущему…»

«Все те, которых не стало…»

Слишком могучими оказались силы, которые до самого последнего мига не решался разбудить премудрейший волхв-хранильник сокровенного капища Счи'сленя-Счисле'ни.

Слишком мало он — волхв — знал об этих, им же самим разбуженных силах.

И слишком, слишком многих ратных дел свидетелем оказался могильный мыс. Испокон веков, когда очертания речного русла наверняка были вовсе не похожи на нынешние, окрестные племена почему-то именно это место выбирали для кровавых свар.

И будут выбирать впредь.

Что ж поделаешь, бывают на свете такие места, словно бы проклятые всеми мыслимыми и немыслимыми воплощеньями всех мыслимых и немыслимых богов. Возможно, из-за этой-то проклятости ржавые именно тут и затеяли свое колдовское действо… на свою же беду.

Корочуновы, озвученные Векшей заклятья, имевшие целью поднять погребенных в кургане, подняли не только их.