Ирина Молчанова - Реквием опадающих листьев

— Я заметил. Символично. Люблю красивое завершение некрасивых игр. — Лайонел решительно зашагал по мосту. Дьявол пошел рядом. Близость к своему бесу пьянила его. Как же он ненавидел эту рыжую девчонку, кому досталась любовь, копившаяся веками в неприступном сердце. И все попытки посеять в девчонке сомнения, осторожно, не нарушая правил напугать, — тщетны. Если бы только удалось внушить бесу мысль, что их союз обречен. Но нет, бес нерушимо верил.

И теперь оставалась только одна надежда…

Когда же они достигли конца моста, где впереди горело лишь солнце, Ювелир протянул руку ладонью вверх.

— Позволь провести тебя по лабиринту.

Бес перестал менять тела, и перед ним стоял златовласый молодой человек — такой, каким прожил на земле почти пятьсот лет.

— Ты не пройдешь, — убежденно произнес Ювелир. — Не сможешь. Ты заблудишься среди своих грехов. И навеки застрянешь там. Один, совсем один.

— На все воля Божья, — рассмеялся Лайонел.

— Глупец, — разозлился дьявол, впиваясь взглядом желтых волчих глаз в прекрасное лицо. — Твоя душа принадлежит мне!

— Да, но тебе оказалось этого мало. — Лайонел снисходительно улыбнулся. — Ты как наивная девчонка хочешь владеть моим сердцем.

Ювелир с трудом сдержался, чтобы не ударить его за такую дерзость. А тот продолжил:

— Душа всегда была твоей. А сердца у меня нет! Много тысячелетий назад я отдал его одному ангелу.

Лайонел уже хотел шагнуть в солнечный свет, но дьявол преградил ему дорогу и схватил за плечи.

— Да что ты в нем нашел?!

— Мне весело с ним.

— Я, я могу подарить тебе весь мир! — пораженно вскричал дьявол.

— На кой черт мне весь твой мир? Если в нем будет все, кроме одного…

— Чего же? Я могу дать тебе абсолютно все!

— Ты не можешь дать мне сердце ангела, которого я люблю. Потому что он подарил его мне добровольно, в обмен на мое.

Дьявол долго молчал, глядя в ледяную преисподнюю голубых глаз, потом тихо спросил:

— А как насчет моего сердца?

Лайонел приподнял бровь.

— Оно и так мое. Видишь ли, когда ты отдал его мне, то не попросил ничего взамен. — Он усмехнулся. — Бросая свое сердце к чьим-то ногам, не убедившись, долгожданное ли оно, есть риск, что его не поймают. «Не бросайте сердца в пустоту!» — это же твои слова!

— Я думал, ты ловишь, — глухо произнес Ювелир, отводя взгляд.

Лайонел по-мальчишески улыбнулся.

— А я думал, ты меня дразнишь. И мы просто играем.

Они молча постояли, не глядя друг на друга. Затем златовласый молодой человек шагнул в солнце.

А мужчина в черном костюме остался один посреди медленно исчезающего моста.

Над Антарктидой звучала прекрасная серенада, стонали трубы, и плакало, и умоляло, и обещало, и грустно смеялось фортепиано. Над белоснежными просторами лилась мелодия сердца, поглотившего столько безответно влюбленных сердец, что их стук слился в одно сердцебиение и превратился в бесконечную музыку.

В один из редких солнечных дней ноября, когда купола соборов ослепляюще сияли золотом, опавшая разноцветная листва окаймила улицы, а на сухом асфальте в зеркальных лужах синело небо, по набережной Мойки шли двое.

Один молодой человек был несколько небрежно, но чисто одет в кожаные ботинки, серые джинсы, того же цвета рубашку и поверх нее темно-синию куртку. Он имел приятную, неброскую наружность: русые взлохмаченные волосы с бакенбардами, крупный нос, ямочка на подбородке и зеленовато-карие глаза. Стройный, подтянутый. Под мышкой он держал черный кейс, а в правой руке глянцевый журнал.

Его спутник, одетый в элегантный черный костюм и нежно-розовую рубашку, обладал необыкновенно привлекательной внешностью. Золотистые волосы, сияющие на солнце, напоминали ангельский нимб. А в прозрачно-голубых глазах, обрамленных золотом ресниц, жило обещание зимы с ее острыми льдами и холодными вьюгами.

— Только посмотри! — воскликнул русоволосый, взмахнув журналом.

Оба уставились на лицо знаменитой актрисы и модели крупным планом изображенное на обложке.

— Когда ее вижу, у меня встает, — с восхищением поделился молодой человек.

Его спутник рассмеялся.

— Не у тебя одного, Гера, на нее стоит у всего Голливуда.

Тот хмыкнул.

— Все-таки ты счастливчик! Сколько, говоришь, шагов от твоего дома в Англии до ее дома?

— Кажется, двадцать семь. Может, чуть больше. Не помню. Она сама как-то сосчитала и сказала мне, когда приезжала на каникулы из Испании.