Евгений Старухин - Лесовик-3

— А что так можно? Это было бы идеально!

— Женечка, ну что ты как маленький, мы же работает в государственной корпорации, которая занимается игрой, за которую тебе платят. Так почему же нельзя прислать игроку уведомление о том, что ему переведена зарплата от корпорации? Ну и ты не забывай, что уже с завтрашнего дня будут действовать ограничения, озвученные Гугенштейном.

— Я это учёл. Изначально я хотел просить всего четверть.

— Умный мальчик! Ну что, твой вопрос мы закрыли. Ты можешь быть свободен.

— С вашего позволения, я хотел бы остаться.

— Тут тебе не моё позволенье требуется, а Толика. Толик ты имеешь возражения против присутствия Евгения?

Тот молча помотал головой. Потом добавил:

— Пусть сидит, он же от меня не таился, а так — пусть знает. Шила в мешке не утаишь.

Еще пару минут мы сидели молча. Толик допил свой чай и собравшись с духом, сказал:

— Амвросий Адамович, мне нужны деньги. Много денег!

— Мда, похоже, что‑то у тебя нехорошее произошло.

— Мои родители разбились на машине. На смерть. Оба, — с каждым словом его голос становился всё тише и тише, а под конец он сгорбился и смотрел куда‑то вниз, сквозь стол.

— Тогда тебе нужны не только деньги, тебе нужно ещё организовать похороны.

— Нет, это уже всё сделано. Осталось только это оплатить. Похороны в Москве — дело не дешёвое. Поэтому мне и нужны деньги. К тому же мне в ближайшее время потребуется наладить сдачу квартиры. Поэтому мне потребуется ещё один отгул.

— Что ж твои желания понятны и разумны. Сколько конкретно тебе нужно денег?

— Мне нужно пятьдесят тысяч. Евро.

— Толик, ты же понимаешь, что такую сумму тебе никто не даст. Твой контракт подразумевает в месяц всего полторы тысячи евро с небольшим. Контракт на год. При максимальном раскладе это получается восемнадцать тысяч. А у тебя к тому же половина контракта уже пройдена. И деньги были выданы. Есть возможность перейти на стопроцентную чувствительность, но при двенадцати часовом ритме это составит только две тысячи двести евро с небольшим, так что тоже не панацея. Можно ещё увеличить время. Скажем до двадцати одного часа. Это уже будет три девятьсот. За полгода это даст двадцать три с половиной тысячи. Плюс ты будешь сдавать квартиру, это тоже будет приносить свою прибыль. Со временем расплатишься. Впрочем, Наша корпорация может предоставить тебе запрашиваемую тобой сумму под залог квартиры на обычных банковских условиях с процентной ставкой всего двадцать один процент. Извини, но постоянного места работы у тебя нет и меньше процент сделать не получится. И да, ты можешь попытаться заработать в игре, а не бренчать на гитаре целый день в таверне и тупо болтать со всеми подряд.

— Откуда вы знаете? — как‑то вяло поинтересовался Толик, приподняв голову.

— Финансист должен знать много, очень много. И да, я сочувствую твоему горю, но кроме уже озвученного помочь тебе ничем не смогу. И ещё. Мой тебе совет: бери кредит в рублях. Сконвертировать сумму в евро особого труда не составит, но от всяких дебильных скачков на валютных рынках ты будешь застрахован. Да, я понимаю, что здесь ты получаешь оплату в евро. Но ведь за квартиру с тобой будут расплачиваться в рублях. А это уже — определённый риск. Нет, без сомнений, ты можешь договориться и на оплату в евро, но в таком случае жильцов тебе придётся искать гораздо дольше, а это не в твоих интересах.

— Согласен. На всё. Я так понял, три часа оставили мне на приёмы пищи?

— Разумеется. На двадцать четыре часа мы не имеем права заключать контракты. Да, кстати, при таком погружении в игру, тебе нельзя будет пропускать еду, капсулу техники настроят на автоматическое отключение. По поводу конкретного времени — договоришься с техниками сам. Так что придётся учитывать свой ритм виртуальной жизни с новыми реалиями реального мира. Тавтология получилась, но зато правда.

— И на том спасибо. Я пойду. Новый режим с завтрашнего дня?

— Разумеется. До свиданья, молодые люди.

— До свиданья, — вяло откликнулся выходящий Толик.

— До свиданья, — как эхо отозвался я.

Я вышел вместе с Толиком. Тот после закрытия двери, прислонился к стене и тихо произнёс:

— Не надо.

— Что? — не понял я.

— Не надо этих фальшивых сочувствий, тупых фраз, вроде "Я тебя понимаю!" или "Держись!". Меня от этого всего уже воротит. Наехала толпа родственников, знакомых. Все сочувствовали, на поминках гудели. И хоть бы кто помог с деньгами. Хрен там, только приживалки левые. Я организовал всё по лучшему разряду, договорился, а эти уроды денег оставили в общей сложности две тысячи. Две тысячи, представляешь? — он уже почти кричал, но останавливать его нельзя. Ему надо выговориться, — Родственников я не виню, что их обвинять, они все не местные, из Барнаула в основном, мамина сторона. Они на билеты только денег не малое количество истратили. Но друзья родителей! Какие это на хрен друзья? У меня родители умерли, а они мне свою подачку бросили, чтоб их черти в аду драли! Да лучше бы я тихо похоронил родителей без всех этих сборищ. По крайней мере, выясняется, что в Москве у человека друг может быть только один друг, а может и вообще не быть, — он шумно выдохнул, — Самое забавное знаешь что? Некоторые мне предложили обратиться за ссудой в их банк. В их банк! За ссудой! Они ещё на мне и навариться хотят, уроды…