Последней шла по тропе Асатра, а за ней, густо окутывая скалу и тропу, смыкалась чародейская тьма. Покуда два мага рассеют её, амазонки уйдут далеко вперёд. На середине тропы с неба на лошадь колдуньи внезапно опустился орёл. Клювом он быстро сорвал притороченную к седлу небольшую сумку и улетел вместе с ней прямо во тьму. В сумке чародейка держала золотую чашу Сосруко. Это знал мальчик, чьё сознание вселилось в орла.
Он надеялся быстро и незаметно пролететь сквозь тёмную завесу. И вдруг... перестал понимать, куда же лететь. Словно в игре, когда тебя крутят волчком с завязанными глазами, а потом вдруг отпускают. Теперь он понял, что ожидало в колдовской тьме коней и людей. Орел-Иоселе отчаянно забил крыльями, чтобы хоть не упасть. А колдунья уже слала ему вслед заклятие обратного превращения, решив сначала, что орлом оборотился один из магов. Когда же птица оказалась настоящей, Асатра пустила в неё стрелу. Духовному зрению ведьмы насланная ею же тьма преградой не была.
Когда резкая боль прошила насквозь тело орла, первым побуждением мальчика было бросить это тело. Погибать в чужом обличье ему ещё не приходилось, и он не знал, удержится ли тогда жизнь в его собственном теле, сидевшем сейчас на берегу моря, в тени под городской стеной Мирмекия. Но сейчас бежать, да ещё бросив волшебную добычу, было бы трусостью, а уж трусом Иоселе не был. Он полетел наугад, рискуя разбиться о выступ скалы. Отчаянный крик о помощи невольно вырвался из сознания мальчика. И его услышали. В домике под вишней Ноэми бросила развешивать бельё и со всех ног поспешила к северным воротам. На полпути её встретил Стратоник в лёгкой повозке, и они вместе помчались к Мирмекию. А из непроглядного мрака вдруг донёсся голос: «Сюда, Иоселе, сюда!» Мальчик-орёл полетел на голос и вскоре снова увидел свет.
На глазах росов из тьмы, окутавшей скалу, вылетел орёл. Пронзённый стрелой, он терял высоту, но не выпускал из когтей кожаной сумки. А вслед за орлом гнался, яростно каркая, большой ворон. Орел, ослеплённый ярким солнцем, как-то неуклюже заметался. Ларишка быстро схватила лук, пустила стрелу в ворона. Стрела, не долетев, вспыхнула и сгорела. Но колдунья, не дожидаясь, пока её угостят заговорённой стрелой или обратят во что-то нелетающее, поспешила скрыться во тьме. Когда она вернулась к отряду, ей пришлось выслушать немало насмешек насчёт вороны, которая гналась за сорокой-воровкой, приняв ту за орла.
А орёл, вконец обессиленный, опустился наземь перед Ардагастом и только тогда выпустил из когтей сумку. Манучихр занялся раной орла, по счастью оказавшейся несмертельной. А душой и телом мальчика, сидевшего под стеной Мирмекия, пришлось заняться Вышате, а чуть позже — Стратонику. Иоселе поначалу заверял мать, что просто перегрелся на солнце. И только после того, как Стратоник вроде бы невзначай заметил: «Самый опасный маг — это сильный, скрытный и лживый», — мальчик рассказал всё. Учёный, покачав головой, сказал, что такой опыт для многих кончился бы сквозной раной в собственном теле. А Ноэми, улыбнувшись сквозь слёзы, произнесла:
— Если уж ты решился воровать, да ещё в виде птицы, унёс бы лучше амфору вина у Харикла-башмачника. Или заставил его вылить её в канаву.
— Вот это сделать Харикла никакой магией не заставишь, — как ни в чём не бывало рассмеялся Иоселе.
Тем временем Вышата осмотрел чашу Сосруко.
— Горы — это священные Рипеи на Крайнем Севере. Море — это Ахшайна вместе с Меотидой. Реки — Днепр и Танаис. В Экзампее меня учили, что они текут с Рипеев.
— Голядь говорит, что в истоках Днепра никаких гор нет, — возразил Ардагаст.
— Священные горы и реки не всегда таковы, какими видятся земному глазу. И даже глазу мага. Иное священное место имеет несколько земных подобий. Может быть, это Альборз, хребет, окружающий мир смертных? Тем же именем зовут горы к югу от Каспия, величайшая из которых — Демавенд, гора магов, — сказал Манучихр, задумчиво теребя бороду.
— Альборз? — Вишвамитра пригляделся к чаше. — Да это же Кавказ! Вот эту двуглавую гору сарматы зовут Эльбрус — «сияющий», а горцы — Ошхамахо, Гора Счастья, и считают обителью богов. Тогда реки — Гипанис и Алонт [48] Алонт — Терек.
. Но они впадают в разные моря!
— Ясно одно — изображён здесь весь мир. Значит, чаша позволяет видеть всё, что есть в мире. Конечно, не кому угодно, а только хорошему волхву. Ладно! — Вышата спрятал чашу в свою суму. — За работу, брат Манучихр! Разгоним эту колдовскую темень на тропе.
Читать дальше