Мэри Стюарт - Хрустальный грот. Полые холмы

Со стороны речной долины и города меня теперь скрывал лес. Пони осторожно ступал вдоль края пологой долинки, на дне которой журчал неширокий ручей. На его противоположном берегу длинные, поросшие дерном откосы переходили в щебенчатую осыпь, которую венчали сине-серые, сверкавшие на солнце скалы. Склон, по которому я ехал, порос редкими зарослями боярышника, отбрасывавшими долгие косые тени, выше снова начиналась осыпь и увитый плющом утес, а еще выше в небе над ним с криками, звеневшими в прозрачном воздухе, кружили клушицы. Если бы не эти деловитые крики, то в долине царила бы полная тишина, не нарушаемая даже эхом.

Копыта пони глухо стучали по твердой земле. Было жарко, хотелось пить. Теперь тропинка бежала вдоль утеса футов двадцати в высоту, у подножия которого бросали тень на тропинку заросли боярышника. Где-то наверху, совсем близко, журчала вода.

Я остановил пони и соскользнул на землю. Затем завел его в тень, привязал там, а сам отправился искать источник.

Скала у тропы была сухой, на склоне я не заметил родничков, которые, стекая сверху, подпитывали бы ручей. Но звук журчащей воды был отчетливым, я не мог ошибиться. Сойдя с тропы, я стал карабкаться вверх по траве рядом со скалой и наконец оказался на небольшом пятачке дерна — на сухой лужайке с разбросанным по ней кроличьим пометом. За лужайкой круто вверх поднимался еще один скалистый утес.

В скале была пещера. Круглое отверстие входа казалось маленьким и очень правильным, словно это была высеченная людьми арка. По одну сторону, справа от меня, склон состоял из замшелых камней, когда-то давно сорвавшихся сверху и поросших теперь дубами и рябинами, чьи ветви затеняли вход в пещеру. По другую сторону, всего в нескольких шагах от арки, бил источник.

Я подошел к нему поближе. Небольшой родничок выдавал слабый блеск воды, сбегавшей из трещины в скале в округлое углубление, похожее на каменную чашу. Вокруг чаши было сухо — выходит, вода не переливалась через край. Скорее всего источник бил из скалы, вода собиралась в каменную чашу, а затем через другую трещину в камне просачивалась вниз, подпитывая ручей на дне горной долинки. В чистой воде были видны каждый камешек, каждая песчинка на дне чаши. Над самой чашей склонился папоротник-листовик, край водоема был укрыт мхом, а под ним пышно росла свежая трава.

Став на колени у каменной чаши, я уже было собрался приникнуть губами к воде, как вдруг увидел ковшик. Он стоял в крошечной нише среди папоротников.

Ковшик величиной с ладонь был сделан из коричневого рога. Подняв его, я обнаружил полускрытую папоротником резную фигурку деревянного божка. Я узнал его. Я видел его прежде — под дубом в Тир Мирддине. Здесь, на вершине холма под открытым небом, он был в своих владеньях.

Я наполнил ковш и выпил, пролив несколько капель на землю для бога.

А потом вошел в пещеру.

Пещера была просторнее, чем казалась снаружи. Всего пара шагов под сводом входа — а шаги у меня были тогда совсем маленькими, — и пещера расступилась, образуя просторный грот, потолок которого терялся в тени. Было темно, однако — хотя я сперва не заметил этого и не искал причины — где-то находился невидимый источник света, словно наполнявший все пространство слабым мерцанием. Когда глаза мои немного привыкли к темноте, я увидел, что пол ровный и что впереди нет никаких преград.

Я медленно двинулся вперед, напрягая зрение и чувствуя, как во мне нарастает волнение, которое всегда вызывали у меня пещеры. Кто-то переживает такие ощущения у воды, кто-то, насколько мне известно, — на возвышенностях, кто-то ради такого же головокружительного удовольствия раскладывает огонь; меня же всегда манили глубины леса или глубины земли. Теперь я понимаю почему; но тогда я был всего лишь шестилетним мальчишкой, который обнаружил нечто новое, нечто, что мог бы назвать своим в мире, где ему не принадлежало ничего.

В следующее мгновение я застыл как вкопанный; радостное возбуждение захлестнуло меня словно вода — что-то шевельнулось в сумраке справа от меня.

Я стоял неподвижно, напрасно напрягая зрение. Ничего.

Прислушиваясь, я затаил дыхание. Ни звука. Я раздул ноздри, осторожно втягивая воздух пещеры. Никакого запаха — ни человека, ни зверя. Мне показалось, что к естественным запахам дыма, сырых камней и земли примешивается еще какой-то незнакомый мне странный затхлый запах. Я знал, хотя и не мог словами передать свои ощущения, что, будь в пещере со мной кто-то еще, воздух в пещере был бы иным. Но пространство вокруг казалось совершенно пустым. Здесь не было никого.