Мэри Стюарт - День гнева. Принц и паломница

Переговоры, вынужденно замедленные из-за потребности в переводе, затянулись до вечера. Для начала обсуждались в основном внутренние дела, торговля и ярмарки и возможный пересмотр — в неопределенном будущем — границы меж двумя королевствами. Только как следствие этого разговор со временем перешел на возможность взаимной военной помощи. Сакс уже проведал и успел обдумать вести о том, что земли его соплеменников на континенте все сокращаются под растущим напором народов с Востока. Восточные саксы, более уязвимые, чем подданные Сердика, уже искали союза с англами меж Темзой и Хумбером. Он сам вступил в переговоры с Срединными саксами Сатриджа. Когда Артур спросил, не помышлял ли Сердик также о союзе с Южными саксами, чье королевство, расположенное в самом дальнем юго-восточном уголке Британии, было самым удобным листом для высадки с любого корабля, приплывшего из-за Узкого моря, Сердик ответил сдержанно. С самой смерти великого вождя Южных саксов, Эллы, там нет достойных правителей. «Нидинги» [3] Ничтожество, трус (норе.). — вот как с чувством отозвался о них король Западных саксов. Артур не стал допытываться далее, а перешел к новостям с континента. Сердик, не слышавший еще о гибели детей Хлодомера, заметно посерьезнел, обдумывая перемены, какие могут воспоследовать из этого, и все более рискованное положение Малой Британии — единственного промежуточного государства меж территориями Саксонского берега в Великой Британии и находившимися под угрозой франкскими королевствами. С течением времени мысль о том, что когда-нибудь в ближайшем будущем бриттам и саксам придется вместе стать на защиту берегов своего острова, стала казаться не столь уж диковинной и нелепой.

Наконец переговоры завершились. Солнечный свет лежал косыми мягкими лучами в дверях зала. Замер шум состязания на поле. Мычали коровы, которых загоняли под кров, чтобы подоить, блеяли собираемые в загоны овцы, и запах костров становился все явственнее и четче. Ветер стих. Королева встала и оставила зал. Немного времени спустя бегом явились слуги, чтобы, расставив козлы, накрыть их столешницами, постелить скатерти к ужину и ткнуть в поленницу в очаге факел, чтобы разжечь веселый огонь.

Где-то прозвучал рог. Воины, Артуровы и Сердиковы вперемежку, все еще веселые и возбужденные после недавних увеселений, расселись по местам — по-видимому, позабыв о чинах и званиях — за длинными столами, крича так же громко, как если бы все еще были на открытом воздухе, и стуком рукоятей своих кинжалов по доскам принялись требовать еды и питья. Шум поднялся ужасающий. Соратники Артура несколько минут сидели в растерянности, словно оглохли от этих криков, а потом весело присоединили свои голоса к общему гаму. Разница в языках потеряла значенье. Что тут говорилось, всем было совершенно ясно. Поднялась новая волна криков, когда внесли эль и мед, а затем огромные подносы с жареным мясом, еще дымящимся и пузырящимся соком, только что вынутым из печей. И саксонские тегны, которые до того пытались объясниться жестами, криками и смехом, внезапно умолкли и все свое ярое внимание обратили на еду и питье. Кто-то протянул Мордреду рог — он был роскошной работы, с золотым ободом и отполирован словно слоновая кость, — кто-то другой налил в него эля, пока жидкость не плеснула через край, и принц, в свою очередь, вынужден был посвятить себя тарелке, что вскоре обернулось попытками помешать соседям нагромоздить на нее все новые и новые лакомые куски.

Эль был крепок, а мед еще крепче. Многие воины вскоре напились допьяна и уснули, где сидели. Многие из Артуровой свиты поддались несметному и подавляющему саксонскому гостеприимству и тоже начали клевать носом. Мордред, еще трезвый, но знавший, что достигает этого лишь усилием воли, прищурил глаза на закатное солнце, светившее в открытую дверь, и поглядел, как пируют короли. Сердик возбужденно раскраснелся и откинулся на спинку трона, но еще говорил; Артур, хотя блюдо перед ним было пусто, выглядел в этом разгоряченном напитками зале насколько возможно невозмутимым. Мордред заметил, как он этого достиг: его огромный пес Кабал, лежа под столом возле кресла, довольно поглощал лакомства.

Солнце зашло, и вскоре внесли факелы, осветившие зал дымным светом. Вечер стоял тихий; пламя ярко пылало, дым уходил к щели в крыше или плыл среди пирующих, заставляя их кашлять и протирать глаза. Наконец подносы и блюда опустели, рога поднимались за новым питьем все реже, и начались увеселения.