Маргарита Блинова - Одиночка

— Дай сюда! — буквально вырываю у смеющегося Курта вкусняшку. — И прекрати улыбаться!

— Ты же не хотела со мной разговаривать, — в его сине-зеленых глазах мелькают самодовольные смешинки.

Гад! Самый натуральный гад! Это ведь он все специально, чтобы вынудить меня.

С видом святой простоты Курт снимает с себя куртку и по-хозяйски кидает на соседний с нами свободный ряд кресел, где уже лежит большая дорожная сумка.

Пока мужчина не видит, я быстро скольжу взглядом по его растрепанным волосам, отмечаю отросшую со вчерашнего дня щетину на щеках и подбородке. Помимо воли оглядываю широкую накачанную грудь, выгодно подчеркиваемую тонкой майкой с коротким рукавом…

— Любуешься? — ловит меня на «горячем» лаэрд.

Я невольно вздрагиваю, но не подаю виду, что смутилась, и цежу с максимальной издевкой:

— Ты майку наизнанку напялил!

Мужчина опускает голову вниз, с некоторым удивлением разглядывает вывернутую швами наружу вещь и качает головой.

— Незадача, — тихо соглашается он и, никого не стесняясь, одним движением стягивает майку через голову.

Я с открытым ртом наблюдаю неожиданный стриптиз. Нос тут же ловит едва уловимый запах мужского тела. Порыв подвинуться к нему ближе и уткнуться носом в голую грудь удается пресечь на корню, но отвести глаза я все-таки не в силах.

Заметив мою весьма неоднозначную реакцию, Курт улыбается.

— А вот теперь любуешься! — самоуверенно кивает он.

Нарочито медленно мужчина выворачивает майку и… оставляет ее лежать у себя на коленях.

Хитрый взгляд в мою сторону и до безобразия счастливая улыбка.

— Простыть не боишься? — фыркаю я, но взгляда от голой груди не отвожу.

Сколько же надо времени убить на тренажерах, чтобы накачать такие мышцы. Или это ему от природы такая красота досталась?

Лаэрд двигается чуть ближе.

— Эва, единственное, чего я боюсь — это навсегда потерять тебя, — тихо признается он.

Я встречаюсь с сине-зеленым опаловым взглядом мужчины и хмурюсь.

— Ни я, ни Рири не знаем, что случилось, но… прости нас.

Как-то само собой выходит так, что я горько хлюпаю носом и прижимаю руки к щекам. Соберись, Яблокова! Одного «прости нас» мало.

— Ты звал ее, — всхлипываю я, понимая, что лавину слез сдержать не получится. — Ты звал ее!

Я закрываю глаза, запоздало ощущая, как по щекам скатываются крупные слезы, и громко всхлипываю.

— Чш-ш-ш… — успокаивающе шепчет он и заключает в крепкие объятья, от которых на миг перехватывает дыхание в сжатых легких.

Возбужденное его близостью тело реагирует без участия обиженного разума и самолюбия — я тянусь и прижимаюсь щекой к голому телу мужчины, касаюсь пальцами жестких завитков на груди и, уже не скрываясь, всхлипываю еще громче.

— Девочка моя, — ласковые поцелуи нежно покрывают мое лицо, особенно осторожно касаются сжатых губ. — Неужели ты думаешь, что после всего случившегося с нами я люблю тебя меньше, чем Элизабет?

— Ты вообще меня не любишь! — судорожно проглатывая окончания, рыдаю я. — Мы просто с ней похожи, вот ты и… И-и-и-и…

Слезы и обида душат меня. Я задыхаюсь, кашляю и громко реву, старательно вцепившись двумя руками в его шею.

Я так поглощена своим горем, что даже не сразу замечаю, что успокоительные поцелуи, которыми осыпал мое лицо Курт, резко прекратились.

На секунду смолкнув, я обреченно открываю глаза и выжидательно заглядываю в серьезное, даже немного мрачное лицо Курта. Он сердито сводит брови, выразительные губы складываются в твердую тонкую линию.

Все, Яблокова! Зачем вообще ты сказала ему о своей догадке? Могла бы сделать вид, что ничего не случилось, и обманываться пару месяцев, пока сообразительный лаэрд сам не догадался бы, что любит совсем не тебя.

Глупая, глупая, Яблокова! И что с того, что это ранит твое самолюбие! Запихать в глубины души это самое поганое самолюбие и не вспоминать о нем до удобного случая. И что с того, что жила бы во лжи! Зато была бы счастлива с любимым мужчиной.

Нет.

Так я не хочу…

И действительно, плевать на самолюбие — дело ведь не в гордости, просто…

Я. Так. Жить. Не хочу.

И Курт это прекрасно понимает.

— Эва… — шумный неровный выдох, и он замолкает, продолжая с грозным видом всматриваться в глубину моих заплаканных глаз.

Тихонько всхлипнув, я с замиранием сердца жду его приговора.

— Эва… — еще раз мягко шепчет он, почти касаясь моих губ своими. — Еще ни одна женщина в этом мире не слышала от меня и Рири слов — я люблю тебя. Я не говорил этого ни своей бывшей жене, ни своим подружкам… Черт с ними! — он неловко улыбается. — Я даже своей маме такого не говорил.