Воронье Гнездо

-- Че, ебта, за хуйня тут у вас? — спросил первый, приподнимая шлем, закрывавший глаза.

-- У нас дельная сделка, а что это у вас… Такое блестящее? — отвечал Карим, отчаянно стараясь убедить себя в том, что сказал правду.

-- А, в Верхние Поддоны сгоняли. Этот, сука, чухан оттуда станину притащил… Странную, бля! Ну мы поехали, а там еще, корче, блин такой огромный, металлический сука из земли торчит! Пиздец, там столько херни, старик. Местные говорят, пришельцы, блядь, из космоса, сука, еще какую–то хуйню… Да всем похуй, тарелку уже, ебта, на металлолом народ почти всю растащил. Похую людям, говорю…

-- Ну, сам блин–то хер вытащат они, там такая ебень… — второй эльф развел руками, напугав Карима бластером. — У них, короче, достопримечательность теперь есть… До нашей архитектуры далеко, мужики, далеко… Но уже близко.

-- О, ебать, — эльфа в шлеме привлек ворох оружия в грузовике, — это че, винтарь Свитсена чель? Сука, да, только с таким цевьем уже не выпускают. С ним, сука, вроде вперед стреляешь, а попадаешь себе в голову -- отдача ни к черту, тут потяжелее и эргономичнее надо.

-- Эм-м, наверное? Ты в этом разбираешься?

-- Да ебта, будь моя воля, я бы из палок, грязи и камней пулеметы херачил бы!

-- Он такой, — подтвердил эльф с бластером.

-- Я не знаю, как отреагирует начальст… То есть я… Слушай, не хочешь устроиться к нам? Наш… Кадровик посмотрит тебя…

-- За деньги?

-- А то.

-- Хм…

Пока эльф в шлеме думал, Карим протягивал Парамону деньги; немного окровавленные, но деньги.

-- Да еще и за деньги этих олухов? — эльф указал на Карима. — Да по рукам, еба! Только если возьмете на удаленную работу, я в город не хочу нихуя, не.

-- Решим, все решим, — довольно сказал Парамон.

-- Только я это, попозже приеду, сегодня тут, с корешем потусуюсь, ага? С ублюдком этим… — эльф одной рукой приобнял своего друга и поцеловал его в щеку, причем не совсем по–дружески.

Около сцены близ городской ратуши кишел народ в ожидании мэра. Сцена не была была ни большой, ни высокой, поэтому чтобы все могли воспринимать то, что на ней творилось, толпе приходилось составить перед ней полумесяц такой плотности, что, наверняка, между гражнами в тот день был насмерть раздавлен не один сирый рахитик: ну а что? Всем же хочется посмотреть. Помимо занятия сосредоточенной давкой, некоторые виляли между тел, деликатно вытягивая из чужих карманов разные любопытные штучки, а некоторые просто сморкались другим в спины: развлекались, в общем, как могли. Один паренек даже вскочил на сцену, чтобы поведать миру невероятные анекдоты:

-- Ребята, ребята! Вы знаете, чем кит отличается от эльфа!?

-- Ты кто, нахрен, такой? — доносилось из толпы.

-- Тем, что киту дырка в спине нужна чтобы дышать!

Реакция публики была неоднозначной, в отличие от реакции охраны, уже взбирающейся на сцену.

-- Ну вы поняли!? Киту чтобы дышать, а эльфу -- наоборот! — успел прояснить шутник, прежде чем был подхвачен охранником в белом утепленном костюме и отправлен в свободный полет. К слову, вся ныне значительно увеличившаяся в численности охрана мэра носила строго белые костюмы -- может, по аналогии с лейкоцитами, а может -- с облачками: истинные мотивы поправок указа о рабочей форме были известны одному ему -- Мэру, который вышел на сцену ровно тогда, когда выкинули шутника: появление получилось весьма эффектным. Грядущее выступление обещало не уступать, на что намекали огромные ксилофоны, снабженные мегафонами и нагнетающие обстановку исполняемой на них дробью, пока мэр, тоже вооруженный мегафонами в количестве двух штук шагал к центру сцены, словно модель. Да, выглядело нелепо, но очень уж мэр любил мегафоны и ксилофоны.

Толпа затихла. Ксилофоны тоже.

-- Дамочки! — заорал мэр в оба мегафона. — Песик! — песик испуганно выбежал из толпы. Далее мэр говорил в мегафоны попеременно. — Господа! Честные, милые люди! Думаю, не стоит лишний раз говорить то, что и так крутится у вас, у нас и у той симпатяжи в голове, но я скажу: Да! Да, времена нынче ни к черту! По улицам галопом скачут беглые эльфы, заводы простаивают и никогда не знаешь, чей дом сравняют с землей следующим! Не говоря уже о всей той ерунде с границей, — из чьей–то машины, стоявшей неподалеку, донеслось подтверждающее бибиканье, — на которую, повторюсь, нельзя выезжать ни в каком виде и ни под каким предлогом, ни на поездом, ни велосипедом, уж поверьте! Это и вас касается, симпатяжка! И нет, граждане, это не то, что вы подумали! Это не пир во время чумы, это беспечная трапеза во время легкого декабрьского бриза, это простой, незаслуженно забытый праздник, отмечая который, мы говорим всем этим бедам: "Хрен вам! Нас так просто не выбить из колеи, мы не из такого теста слеплены! Слышали про тертые калачи? Так это чухня! Перед вами жженые, моченые, молотые и толченые калачи!". Ситуация критична только с виду, граждане. Такие мелочи не для нас. Вы в курсе, что сегодня за праздник!? Нет? Пятнадцатое декабря, а вы забыли о чайном дне!? Ну вы, народ! Я из вас сделаю… Сегодня день, когда вы вдоволь напьетесь! Я понимаю, что в последнее время у вас каждый день такой, но, черт возьми, теперь это официально, вкусно и полезно! Расслабься, народ, от холода можно отогреться, от болезни вылечиться, а от кошмара проснуться! Вы видели все эти закрытые лавки по городу? Держу пари, вы и не представляете, какие ядреные и горячие сорта чая вы там найдете через… — мэр тряхнул рукой, чтобы выбить из–под рукава наручные часы, на которые сосредоточенно и уставился. — … Три… два… Прямо сейчас! Согревайтесь у лавок, граждане, потому что гулять вам придется долго, чтобы увидеть всю праздничную программу! А ты, симпатяжка, можешь зайти на чай ко мне.