Кори Доктороу - Часовых дел дед

Если бы он просто влип в неприятности, это был бы констебль – волокущий самого Уильяма за ухо, живого и невредимого. Инспектора мы, приемыши «Агаты», заслуживали только в одном случае: если кому-то было уже не суждено вернуться из этого злого города под крылышко святой. И от того, как он бурчал официальные фразы сквозь бахрому усов, мы вдруг поняли, что все взаправду. У нас никто не плакал, когда улица забирала своих детей назад, по крайней мере, на виду у других. Но сейчас, когда рядом не было Дробилы, готового стереть в порошок всякого, кто хоть пискнет в присутствии стража закона, у нас просто сорвало шлюзы. Мальчишки и девчонки, старый и малый, все плакали по бедняге Уильяму. Он пришел в «Святую Агату» в лучшие из всех возможных времен, но и они оказались недостаточно хороши для него. Он хотел домой, к родителям, которые продали его в обучение, хотел на ручки к маме. И кто из нас в глубине своего детского сердца не хотел того же?

Монти плакал молча. Слезы просто катились и катились у него по щекам, пока он натягивал пальто и шляпу, а потом выходил за порог в сопровождении явно смущенного представшим ему зрелищем инспектора.

Вернулся Монти в дом, который уже впору было считать сумасшедшим. Мы доплакались до хрипоты и теперь просто сидели в гостиной, не зная, куда себя приткнуть. Если бы от Дробилы еще оставалось какое-то бухло, мы бы его выпили.

– Итак, дети мои, каков наш план? – вскричал Монти, врываясь в двери. – У нас с вами одна ночь до возвращения этого врага рода человеческого. Не найдя Дробилу, он пойдет к сестрам, и тогда плакали наши уши. Более того, он явно знает Дробилу лично, ибо за эти годы тот не раз опознавал усопших «агатиков», так что нашей машине его не обдурить, сколь бы хороша она ни была.

– Каков наш план? – вызверился я. – Монти, наш план таков, что дети стройными рядами отправятся в тюрьму, а мы с тобой и все, кто помогал покрывать убийство воспитателя, спляшем на конце веревки, это ж как пить дать.

Монти вдумчиво поглядел на меня.

– Сказать по правде, Шан, дружище, это самый хреновый план, который я в жизни слышал.

А потом он улыбнулся нам, от уха до уха, как всегда делал, и мы поняли, что тем способом или другим, а все точно будет хорошо.

– Констебль, скорее! Он сейчас убьет себя!!!

Я уже пятнадцатый раз репетировал эту фразу, добиваясь, чтобы глаза были, как круглые башни, а в голосе звенел неподдельный ужас. Монти из-за спины состроил мне рожу в зеркало. Мы уже не первый час торчали в личной уборной Дробилы.

– Воистину сцена лишилась великого актера, когда та машина тебя изувечила, Шан. Ты бесподобен! А теперь давай работай, пока я не оторвал тебе оставшуюся руку и не поколотил тебя ею!

Первая фаза плана была довольно проста: мы втихую доставим нашего друга, Дробилу, на строящийся виадук Принца Эдварда, что в конце Блур-стрит. Монти уже склепал подходящую программу: робот будет метаться взад и вперед по строительным лесам, ломая руки, дергая себя за волосы и тряся головой, как человек в пучине помешательства, а потом внезапно кинется вниз с платформы в сто тридцать футов высотой прямо в реку Дон, где благополучно развалится на тысячи пружинок и шестеренок, которые смогут спокойно ржаветь на дне сколько им заблагорассудится. Полицейские найдут его одежду, которая вкупе со свидетельскими показаниями констебля (за своевременную доставку которого к месту происшествия отвечал я) убедит всех и каждого в том, что гибель подопечного так расстроила добрейшего Дробилу, что он не выдержал горя и сам сыграл в ящик. Вся «Агата» в полном составе была готова подтвердить горячую отеческую любовь, питаемую Дробилой к бедняжке Уильяму, который был ему как сын и даже больше. Да и кому вообще придет в голову подозревать банд… я хочу сказать, стайку беспомощных увечных крошек?

Такова, по крайней мере, была теория. А на практике я торчал сейчас у моста, наблюдая, как шестеро сущих детей на верхотуре воюют с роботом, стараясь не попасться на глаза сторожам – которые, между прочим, уже окрестили стройку «магнитом самоубийц». И я совершенно не верил в успех нашего дела.

Заговорщики между тем закончили свое дело и кинулись обратно, карабкаясь вниз по лесам, оступаясь, оскальзываясь, срываясь на каждом шагу, так что сердце у меня так и прыгало в грудной клетке. Думал, я там же на месте и дам дуба от страха. Но вот они уже в безопасности – лезут по склону оврага, через кашу из грязи и снега, едва различимые в смутном утреннем свете. Монти помахал рукой: мой выход. Время бежать, поднимать полицейские силы по тревоге. Но я будто в землю врос.