Максим Шейко - Варвар из нашего города (Бродяга)

Только вот незадача: ОМОН в лице баронской дружины — далеко, а здоровенный наемник в полном вооружении — вот он, скалится. А тут еще Ролло масла в огонь подлил:

— Вы отказываетесь выдать свидетеля по делу о колдовстве на суд всеведущего?

Взгляд шерифа остекленел. Жрец, даже и младший, это вам не баран чихнул. Особенно когда он действует не сам по себе, а по поручению куда более серьезных людей. Ролло ведь и мандат капитула предъявить может, если что… Связываться же с культом всеведущего — себе дороже, особенно если служители в своем праве.

— Эм… нет, но…

— Хорошо. Сержант, заберите арестованную, мы и так тут задержались.

Это он мне, надо понимать — повысил, типа. Для солидности. Надо ему будет об этом напомнить, когда стану очередную зарплату получать — неплохая шутка выйдет, а пока что…

— Отвали!

Резкий толчок в грудь, больше похожий на удар открытой ладонью. Ближайший солдат летит на землю, второй, не дожидаясь персонального приглашения, поспешно отходит на два шага, демонстративно держа руки на виду. Левая ладонь ложится сзади на затылок сжавшейся в ожидании удара девушки и придает начальное ускорение в нужном направлении.

— Пошла!

Ведьмочка послушно семенит прочь из леса, не рискуя даже поднять голову. Я шагаю рядом, не убирая руку с ее шеи, выбивающиеся из косы пряди приятно щекочут кожу на запястье. Сзади степенно шествует Ролло с выражением высокомерной невозмутимости на лице. Шериф, солдаты и обманутый в своих ожиданиях кредитор провожают всю нашу троицу взглядами. Таким порядком мы пересекаем лесок и добираемся до дороги с неспешно шествующим по ней караваном. Жрец хозяйским жестом притормаживает нашу любимую повозку с галантереей, а я резко разворачиваю колдунью лицом к себе и, не сдерживая довольную ухмылку, достаю из ножен кинжал… В зеленых глазах успевает мелькнуть тень испуга и легкого недоумения, прежде чем отточенное лезвие разрезает стягивающие запястья веревки.

Прищурившись, окидываю свою добычу оценивающим взглядом:

— Эй, скажешь чего?

— Яаа б…б…

— Боишься?

Девушка энергично кивает, затем, словно спохватившись, отрицательно мотает головой.

— Я бо… бо…

— Больше не будешь?

Измазанная мордашка на миг нахмурилась, затем голова вновь мотнулась в отрицательном жесте.

— Бо… бо…

Ведьмочка просительно протягивает ко мне руки. На запястьях следы от верёвки, кожа содрана в кровь.

— Болит, что ли?

Рыжая немного медлит, затем кивает с каким-то обреченным видом. Подхватываю её под мышки и практически забрасываю на горку тюков. Затем, не прекращая довольно ухмыляться, окликаю подельника, уже успевшего разместиться на козлах фургона.

— Ролло! Найдется чем ссадины промыть и перевязать?

Жрец что-то недовольно бурчит под нос, но все же лезет в свою походную сумку. Уже в сумерках сидевшая возле весело потрескивающего костерка девчонка, одарив меня долгим взглядом, произносит:

— Бонита. Меня зовут Бонита.

Утро туманное, утро седое… ночка была беспокойной такою! Я придирчиво изучил свое отражение в миске с теплой водой. Эрзац-зеркало старательно отобразило слегка помятую и сильно небритую физиономию. На всякий случай провел рукой по щеке. Не, не показалось. Шестидневная щетина никуда не делась, так что нечего на зеркало пенять. Покосился на роющегося в своих вещах Ролло — этот южно-имперский денди бреется каждое утро. Если не побреется, то потом сильно страдает. Морально. Я на такие подвиги не способен, потому скоблю рожу дважды в терцию*. Реже не получается (более длинную щетину бритва плохо берёт), чаще — не хочется (бритьё тут — та еще процедурка, пока освоил, чуть горло себе не перерезал). Пока собирался с духом, Ролло закончил свои изыскания.

— Гляди.

Перед жрецом на замызганных досках стола были разложены какие-то бумаги. Воспользовавшись подходящим предлогом, откладываю бритву и иду смотреть, что там такое. Не успеваю и шага сделать, как в дверях появляется любопытная зеленоглазая мордашка.

— Брысь!

Бонита тут же исчезает, только кончик рыжей косы мелькает в дверном проёме, как лисий хвост. Эх! «Не мала баба клопоту — купила порося», как любил говаривать в подобных случаях мой дед.

С ведьмой всё получилось в точном соответствии с народным афоризмом о том, что ни одно доброе дело не останется безнаказанным. Даже если добро творилось в корыстных целях.

Девка оказалась шустрой, как электровеник. В ночь после спасения она только тихонечко сидела у костра, глядя на огонь, пока не заснула уже под утро. Как представилась, так больше слова не сказала. Я ее не трогал. Не столько из деликатности, сколько потому, что не до нее было. Хоть я и скептически относился к обиженному нами шерифу — крыса, она крыса и есть, но мало ли? Потому перед ночлегом обоз был выстроен натуральным вагенбургом, а посты усилены. Да и сам я всю ночь провел на ногах, не снимая доспехов.