Морин Липински - На краю тени

— Хм… не знаю. — Я замолчала. — Ладно, тогда давайте встретимся после футбольного матча, то есть до бала, и пойдем на стройку.

Папа сидел в гостиной и смотрел по телевизору футбол.

— Пап? Я могу отвлечь тебя на секунду?

Он оторвал взгляд от экрана, посмотрел на меня и похлопал по дивану рядом с собой:

— Конечно, конечно. Присаживайся, дочка.

Я села, поджав под себя ноги, и по детской привычке стала ковырять обивку.

— Пап, ты всегда говорил, что гордишься мной…

— Конечно. — Он взял пульт и выключил телевизор.

— Ну, в общем, я приняла решение… И завтра кое-что может произойти. Что-то, что может повлиять на футбольные матчи. Правда, я не уверена, что после этого ты будешь гордиться мной…

Я не могла поднять голову. Глаза до краев наполнились слезами, и щеки стали мокрыми.

— Лея, милая, я не понимаю, о чем ты. Но я и представить не могу, что такого ты можешь сделать, чтобы я перестал тобой гордиться. — Папа накрыл мою руку своей огромной теплой ладонью.

— Да, я знаю. Но еще я знаю, как сильно ты любишь футбол, нашу школьную команду… и Алекса… и как важен для тебя новый стадион. — Я вздохнула и вытерла слезы.

Он покачал головой:

— Футбол… Вы, девочки, — вот что по-настоящему важно для меня. Все четверо. И ваша мама. Нет ничего важнее семьи, Лея. Да, ты права, мне нравится футбол и нравится, что ты стала ходить на футбольные матчи, но для жизни требуется намного больше. Семья, друзья, работа. — Он сжал мою руку.

Я подняла голову и посмотрела ему глаза.

— Ты же знаешь об этом, верно? — добавил папа.

Я кивнула.

— Ты же не собираешься избить кого-то из футболистов или что-нибудь в этом роде? — уточнил он, сверкнув глазами.

Я покачала головой и засмеялась:

— Нет. Просто собираюсь… создать равные условия для всех.

— Честная игра, — пробормотал папа, кивая.

— Точно.

— Тогда, милая, я поддерживаю тебя, что бы ты ни задумала. И помни, что я люблю тебя, Лея. — Он заключил меня в свои объятия.

— И я люблю тебя, папа.

— Ты сможешь добиться всего, что задумала, Лея, — сказал он.

— Знаю, — ответила я с удивившей меня уверенностью. В эту минуту, рядом со своим большим и добрым отцом, я поверила в это.

Я смогу это сделать.

Я стояла на трибуне, заложив руки за спину, и старалась выровнять дыхание. Алекс, пересекающий поле, приветственно махнул мне рукой. Я поспешно отвернулась.

Мою руку все еще покалывало в том месте, где Бен сжал ее минуту назад. Он сказал: «Классный костюм. Необычный, прямо как ты». Затем он подался вперед, при этом его растрепанные волосы скользнули по моей щеке, и прошептал мне на ухо, совсем как в мой первый школьный день у автоматов: «Заметь, мне это нравится». Я не осмелилась задержать его, и он ушел.

«Вестервилльские Тигры» только что выиграли важную игру, одну из последних в сезоне, разбив в пух и прах «Брукфордовскую технологию». Матчи на выбывание должны были начаться на следующей неделе, и фанаты «Тигров» надеялись… нет, были уверены, что национальное первенство пройдет дома, в Вестервилле. И всех, конечно, возбуждал огромный рекламный щит с изображением нового стадиона и надписью: «Открыт для нового сезона!»

До начала матча, проходя мимо щита, я ощутила острую боль, зная, сколько надежд было связано с новым стадионом. Но свежий приток боли напомнил мне о Фионе и Оране, о том, какая опасность грозит Иному миру… и Слейду в том числе.

Если бы они не стали вызывать фомор… Если бы строительство шло своим ходом…

От этих «если бы» у меня раскалывалась голова.

Я напомнила себе, что не собираюсь принимать чью-либо сторону. Я не за Темных и не за Светлых, и я не против них. Я просто хочу исправить несправедливость: изгнать фомор. По их наущению был вырублен боярышник, с этого все и началось. Папа прав, игра должна быть честной.

— Внимание, — прозвучал голос по радио, — впереди вас ждет приятное событие — бал по случаю Хеллоуина. Но какой бал без Королевы? По сложившейся традиции накануне матча мы провели тайное голосование.

Стадион замер.

— Итак, Королевой бала школы «Вестервилль Хай» становится… Брук Вон! — прокричал диктор.

Трибуны взревели.

Брук, одетая в длинное розовое бальное платье, с белой лентой на груди, вышла на середину поля. Как и следовало ожидать, она смахивала слезы. К ней подошел мэр нашего города и надел на голову корону. Вообще-то, я бы тоже расплакалась.