Терри Пратчетт - Шляпа, полная неба

— Да, я знаю. Но эта — белая, — твердо сказала Тиффани.

Ее ответ заставил мисс Тик отступить, и какое-то время они ехали в молчании. Однако ведьме явно что-то не давало покоя.

— Тебе, наверное, грустно покидать Меловые холмы? — спросила она, пока телега тряслась по дороге.

— Нет, — сказала Тиффани.

— Нет ничего страшного в том, чтобы грустить, покидая дом, — не унималась мисс Тик.

— Спасибо, но я вовсе не грущу.

— Если тебе хочется поплакать, можешь не делать вид, будто в глаз попала соринка или…

— Все нормально, правда, — сказала Тиффани. — Честное слово.

— Понимаешь, такие вещи лучше не копить в себе, а то потом это может очень плохо сказаться…

— Я ничего не коплю, мисс Тик.

Тиффани и сама была удивлена тем, что ей совсем не хочется плакать, но не собиралась делиться этим удивлением с мисс Тик. Она заранее приготовила место для горя в своей душе, но оказалось, что ей нечем его заполнить. Возможно, потому, что все сожаления и колебания она оставила аккуратно уложенными и завязанными в узелок высоко на склоне холма, рядом с пузатой печкой.

— И конечно, если ты чувствуешь себя немного подавленной, ты можешь посмотреть на подарок, который этот юноша… — снова попыталась мисс Тик.

— Расскажите мне о тетушке Вровень, — перебила Тиффани.

Все, что она знала о своей будущей наставнице, — это имя и почтовый адрес. Зато адрес звучал многообещающе: «Маленький домик в лесу, у засохшего дуба возле Потеряхиной тропки. Если не застанете дома, положите письма в старый башмак у двери».

— Ах да, тетушка Вровень… — Мисс Тик смирилась с поражением. — Ну конечно… На самом деле она не так уж и стара, но говорит, что третья пара рук по хозяйству ей бы не помешала.

Тиффани никогда ничего не пропускала мимо ушей, даже когда разговаривала с мисс Тик.

— Выходит, она живет не одна? — спросила девочка.

— Э-э, нет. Не совсем так.

— Значит, у нее четыре руки?

Тиффани чувствовала, что мисс Тик пытается увильнуть от ответа.

Ведьма вздохнула. Ужасно трудно иметь дело с человеком, который все замечает. Это совершенно сбивает с толку.

— Когда вы встретитесь, ты сама все поймешь. Я не могу объяснить — что бы я ни сказала, это тебя только запутает. Уверена, вы с тетушкой поладите. Она умеет находить общий язык с людьми, а в свободное время занимается ведьмовскими изысканиями. И еще она держит пчел. И коз — их молоко, я уверена, очень полезно, ведь оно содержит гомогенизированные жиры.

— А что такое «ведьмовские изыскания»? — спросила Тиффани.

— О, это очень древнее ремесло. Она составляет новые чары, пытаясь понять, как люди когда-то додумались до старых. Знаешь все эти рецепты, где предлагают взять «летучей мышки ушки и пальцы от лягушки»? Ни у кого из нас ни разу ничего такого не получилось. Но госпожа Вровень считает, это только потому, что мы не знаем, какой вид лягушек брать и какие пальцы…

— Простите, я не стану помогать резать невинных летучих мышей и лягушек, — решительно сказала Тиффани.

— Что ты, тетушка Вровень никогда никого не убивает! — поспешно заверила ее мисс Тик. — Она использует тела животных, которые умерли своей смертью: погибли под колесами повозок или покончили с собой. У лягушек, знаешь ли, бывают тяжелые приступы депрессии…

Телега катилась себе по пыльной белой дороге, пока не скрылась из глаз.

И ничего не произошло. Жаворонки заливались в небе, летая так высоко, что их невозможно было разглядеть, ветер разносил по лугам семена трав, овцы блеяли на пастбищах Меловых холмов…

А потом что-то прокатилось следом за телегой. Оно было как маленький смерч — о том, что оно вообще здесь, говорило только облачко пыли над дорогой. Оно пролетело мимо, гудя, как туча мух.

И тоже скрылось за холмом.

Спустя какое-то время в траве раздался голосок:

— Раскудрыть его! Оно ж за ней прет, зубдамс!

Другой голос сказал:

— Но стара-то карга ж его усечет, агась?

— Чегой? Учителка? Да кака с нее карга-то!

— У ней чепунец колом, Грамазд Йан, — возразил второй голос с легким упреком. — Ты на цветики-то ее не смотри, я сам зырил: она шнурик дерг — и чепунец как встопырится!

— Ах-ха, Хэмиш, твоя правда, как шкрябить и читить она будьте-нате, но чегой в книхах нет, об том она ни бум-бум. И ты как хошь, а я при ней носу не кажу. Она така, что сразу про тя шкряб-шкряб. А ну, быро — надо кельду сыскнуть.

Нак-мак-Фигли из клана Мелового холма ненавидели записи во всех видах по многим причинам, но главным образом потому, что написанное остается написанным. Письмо — способ поймать слова и пришпилить их к месту. Ты, значит, говоришь от души, а такой-какой чувырла за тобой — шкряб-шкряб! И кто его знает, что он потом с твоими словами сотворит! Это ж все равно как тень твою к стенке прибить!