Марьянна Кей: Стихийница (СИ)

Подняв глаза, примерно минуту с изумлением смотрела на открывшийся вид — высокая гора, увенчанная короной из Огня. Окруженный серебряным сиянием, при моем появлении он еще сильнее разгорелся. Странно, зачем моя Стихия принесла меня сюда?

Поборов жгучее желание приблизиться к пламени, уже хотела развернуться и улететь подальше отсюда, но почувствовала странное жжение за спиной. Обернувшись, увидела, что мои необыкновенные фиолетовые крылья будто покрылись пеплом и приобрели сероватый оттенок. А затем, самые кончики крыльев стали исчезать, будто порывы Ветра развеивали их.

Поначалу, я ничего не чувствовала, но резкая боль в плечах и спине заставила сначала громко вскрикнуть, а затем глухо застонать и попытаться опуститься на один из каменистых склонов горы. Обессилено легла на живот и какое‑то время лежала, закусив нижнюю губу, но когда боль в районе лопаток стала просто невыносимой, обернулась и так и застыла, хватая, как рыба вытащенная на берег, ртом воздух. Они исчезли! Их не было! Моих крыльев, которые могли вознести меня выше гор и облаков, в такую манящую синеву!

Распахнув глаза, порывисто вздохнула полной грудью. Это был сон, всего лишь видение, но такое четкое и реалистичное, будто все действительно происходило на самом деле. Голова нещадно гудела. Такое бывает, когда очень долго спишь или много времени проводишь без притока свежего воздуха. Повернувшись на другой бок, почувствовала, что рядом лежит какой‑то комок. Опустив глаза, увидела белую шерсть и обращенный на меня кошачий взгляд.

Кот выгнулся, потянулся и вот, на краю кровати уже сидит, поджав ноги под себя Лэйс. Но на его лице не было ни привычной мне улыбки, ни задорного блеска в глазах, а только встревоженное выражение.

— Как ты себя чувствуешь? — сразу же спросил он.

— Нормально… — ответила я и попыталась встать, а потом из‑за головокружения опять упала на подушки, — Но вот голова гудит и кружиться.

— Это из‑за того, что ты долго… — не успел закончить Лэйс.

Дверь распахнулась, и в комнату вбежал Наир, а за ним и оти — ваЗината. И только оглядев пространство, которое меня окружало, поняла, что я не у себя в общежитии, а в Доме Целителей. Воспоминания нахлынули на меня с огромной силой. Раанан… Кристаллы… Бой… Боль… Много боли… Сияющий кулон… Плеть… Адутлан, сидящий на мне… Лев… Огненный портал…

Пришла в себя только тогда, когда в дверном проеме увидела маму. Высокая, стройная, она создавала впечатление сильной и величественной женщины, но уж я‑то знаю, какой она может быть нежной, ласковой, веселой рядом со мной и папой. Короткие темные, почти черные, волосы были уложены аккуратными волнами. На лице скорбное выражение, а в темно — синих глазах страх и жалость. Странно, что с мамой такое? Со мной уже все в порядке, нечего больше бояться.

Я улыбнулась ободрительно, обнялась с мамой, а потом с Наиром и Лэйсом, поздоровалась с оти — вой. Женщина смотрела на меня очень печальным взглядом, постоянно утирала глаза и приговаривала что‑то типа: 'Бедная девочка'. Наир выглядел очень плохо: бледное лицо с синяками под выразительными синими глазами, длинные волосы спутаны.

— Доченька, где же ты была? — спросила мама, прижав мою голову к своей груди и успокоительно гладя по волосам.

После короткого молчания я решила все же рассказать правду:

— Была там, где осознаешь, что не все светло — добро. Там, где я уже успела попрощаться со своей свободой и мечтами. Знаете, — подняла взгляд на маму, — а ведь светлый город Эларин — это правда. Он существует, и мы там были. Но не надо его искать, иначе пожизненное рабство — вот какой приговор будет ожидать всякого, кто посмеет нарушить границы, — последнюю фразу я тихо прошептала и уткнулась носом маме в плечо, вдыхая свежий запах хвои.

— Мы? — только и спросила она.

— Она и огненный боевик Раанан Орлейс. Это он принес ее в Дом Целителей. Парень и сам был не в лучшем состоянии. Оба в крови, с ранами, царапинами, ушибами и синяками. Хотя, Малдия и вовсе была без сознания, — услышала приглушенный голос оти — вы Зинаты, а затем едва сдерживающиеся рыдания.

— А сколько дней я уже здесь? — посмотрела на Наира.

— Шестые сутки пошли, — хмуро ответил водник, избегая смотреть мне в глаза или просто на мое лицо.

— Наир, что случилось? Что ты сделал? — встревожилась я, и вырвалась из материнских объятий.

А он молчал, и все остальные сохраняли какую‑то странную тишину. А я смотрела на каждого: на друзей, на маму, на сиделку, которая обо мне заботилась в прошлое мое пребывание в доме Целителей. Поняла одну простую ведь — они что‑то скрывают, никто не может долго смотреть мне в глаза, у всех на лице застыла скорбь и жалость.